субота
«Улица Розье», повесть
Вечер был дождливым, и капли стучали, где попало и как попало. Мы с женой, сопровождаемые нашим добрым гидом Ги, пришли к началу улицы Розье, но Канторовича там еще не было. Ги коротко рассказал несколько историй, которые происходили с его знакомыми на этой самой еврейской из улиц Парижа, где вечно бродит тень капитана Дрейфуса; в конце концов Дрейфуса простили, вернули во французскую армию, и он даже смог дослужиться до подполковника, но почти все его сослуживцы были антисемитами, хоть и скрывали это за своими лакейскими улыбками, ведь ненависть больше всего проявляется именно в лакейских улыбках. Улица Розье была заполнена людьми, и два потока текли навстречу друг другу, а печальный шагаловский Дрейфус витал над этими человеческими потолками, но его, кроме меня, никто не видел.
Канторович торопливо пробивался сквозь один из этих потоков, и я, еще не видя, ощутил, что он совсем близко, и мне стало как-то спокойнее, и я различил в непроглядной тьме солнечный маленький лучик, ставший в конце концов Сержем Канторовичем, который повел нас в переполненный бар и что-то долго объяснял его хозяину, а тот дал себя уговорить и предоставил нашей компании свой королевский стол, куда подлетела молоденькая очаровательная официантка, и Канторович сделал мне знак глазами, что я могу с ней договориться, а он мне в этом обязательно поможет.
Я на мгновение прикрыл глаза и сомкнул ресницы и представил, что жена мне на один день дала свободу, и я прогуливаюсь с Баськой (это имя пришло само собой) вдоль Сены, и мы отражаемся в воде, хоть в ней наши фигуры теряют свою четкость. Но у юной Баськи мало кругов, а вокруг меня много, и все мои бывшие юные девушки и солидные женщины тянут ко мне руки и пытаются отгородить от Баськи с ее длинным и стройным телом и прекрасным лицом, лишенным спеси, на котором запечатлены доброта и доверчивость, и я не могу ее обидеть, и она об этом знает. И только тут до меня дошло, что именно Баську изобразил Канторович рядом с моей бабушкой Рахилью, которую уже не вернешь, а Баська устремлена в будущее, словно милосердный Господь услышал мои молитвы. И тут моя жена, словно почувствовав мое состояние, взяла мою руку, нежно и быстро ее погладила и сказала, что ей нравится в Париже и в этом баре, а Ги поинтересовался у нас и Канторовича, что нам следует заказать.
В баре пахло острым соусом и восточными сладостями; Баська склонилась над соседним столом и забыла, что несколько минут назад она вызывающе улыбалась мне, словно приглашая вместе заняться каббалой или войти в бушующее разгневанное море, идти по самому дну, но дойти живыми до суши. Нам Баська (я продолжал называть ее этим именем) принесла халу и воду, двигаясь неслышно, будто в вайбершуле габешта жена синагогального старосты. А я сидел и все больше чувствовал себя Големом, которого оживил раввин Ливон бен-Бецалел, и я перестал быть глиняным истуканом, но из этого ничего путного не вышло.
Канторович рассказывал анекдоты и смеялся первым долгим звучным смешком, а Ги переводил эти анекдоты на английский, а жена потом для меня на русский язык. Скабрезности облекались в многоточия, а Канторович все продолжал веселить нас и все постреливал глазами в сторону Баськи, хоть между ними наверняка раньше ничего не было. Впрочем, она могла быть одной из его натурщиц, повторяю - одной из многих, но не догадывалась об этом. У Баськи были вьющиеся смоляные волосы, высокий лоб, глаза лучились, а стройная и многогнущаяся ее фигурка вызывала тайные желания, которым не суждено было сбыться.
- Ха-ха, - говорил Канторович, - в дорожном происшествии пострадали три машины: "Мерседес", "Вольво" и "Запорожец".
Владельца "Мерседеса" спросили, сколько месяцев ему понадобилось, чтобы приобрести авто? "Месяц", - ответил он. Этот же вопрос задали владельцу "Вольво". "Неделю", - сказал он. А вот владелец "Запорожца" признался, что он копил деньги три года. И тут два других автомобилиста закричали: "Как вам удалось достать такую удобную машину?".
Это был не больно смешной анекдотец, но мы с женой улыбнулись, хоть у нас не было "Запорожца" и не предвиделось его приобретение. И подошедшая к нам Баська тоже стала смеяться, а Канторович заказал бутылку израильского вина, самого дорогого, и тут я увидел величественного старца, который поздоровался с Канторовичем.