«Ян...», рассказ

Я задумалась. Мне, и правда, в голову не приходило заглядывать так далеко. История для меня лишь означала мифы Древней Эллады и подвиги Александра Македонского. Кстати, и у Македонского был такой же, как у Яна, медальный профиль –  я видела в Большой Советской Энциклопедии на букву «М»…

– Я бы очень советовала не иметь с ним дел! – произнесла мама непререкаемым тоном, которому я привыкла подчиняться с детских лет. – Тебе замуж пора. А этот «пан Ванёк» будет водить тебя до греческих календ.

– Кстати! – Мама загадочно посмотрела на меня. – Лёшка пришёл из армии. Он, между прочим, собирается в Юркино лётное поступать. И до сих пор тебя любит. Юрка сказал.

Я неопределённо пожала плечами. Одноклассника Лёшку я давно забыла. Когда-то в школьные годы мы с ним гоняли на коньках, и однажды пошли на фильм «Чрезвычайное происшествие». Там я впервые увидела молодого Тихонова. Наверное, он и заложил в мой «мозговой уклад»  стандарты мужской красоты. У Райского, которого он там играл, был такой же, как у Яна, скульптурной лепки подбородок. И лоб. Но Тихонов был для меня небожитель, а Яна я ещё не знала. И обещалась ждать Лешку из армии…

Мама воцарилась в двух шагах от университета, у одной бабки-армянки, у которой я жила, когда поступала. И как лицо, облечённое властью, все оставшиеся дни сессии сопровождала меня всюду, куда бы я ни отправилась. Жанка Кукушкина даже смеялась:

– А вон и твоя охрана в вестибюле.

Я осторожно выглядывала из-за колонны – действительно! Она расхаживала поперёк входной двери с самым решительным видом. И шаг её был по-армейски твёрд. Она ждала, когда у меня закончатся занятия.

– Какие «мамы» у двадцатилетнего человека?! – округлил глаза Вовка Кукушкин, которого никто давно не контролировал.

Он жил, как хотел, и дружил, с кем хотел. И уже потерял интерес даже к семейной жизни, потому последнее время всё чаще норовил увильнуть с нами на Дон ловить раков. Жанку это бесило, но кардинальных мер она не принимала – что сделаешь, если люди меняются и ни одно из положений не кажется им идеальным. Вовке Кукушкину снова не хватало свободы.

Не хватало свободы и мне.

Вместо лекций мы с Яном сбега̀ли на Дон, где и проводили вместе весь день, возвращаясь в университет к окончанию занятий через чёрный ход. С потоком студентов я, как ни в чём не бывало, выходила из центрального входа.

– А чего это твой холера не приходит? – как-то мимоходом полюбопытствовала у меня хозяйка-армянка. Она знала Яна ещё когда мы поступали, и он ей нравился.

– Нечего! – оборвала её мама.

Та только покачала головой, по самый лоб завязанной платком. Бабка-армянка была мудрая женщина. Только всех парней звала холерами.

И пока я с моей родительницей не укатили в Нижний, мы с Яном так и бегали через запасной выход: бродили по городу, ходили в кино и купались в затоках. Даже ловили на галошу раков. Это оказалось проще пареной репы. Забрасываешь на закате старую галошу с кусочками мяса. А утром вытаскиваешь её, полную раков. Там же, в ивняке, мы познакомились с весёлой рыжей дворнягой, которую назвали Галян. Это мы соединили два наших имени – Ян и Галка. Дворняга облаивал каждого, кто смел приблизиться к нам ближе, чем на десять шагов, и в ответ на угощение вежливо приносил замусоленную куриную косточку или обглоданный мосол, которые прятал в ивняке, наверное, на черный день. При этом он умильно помахивал спутанной метёлкой хвоста, в которой было больше репьёв, чем шерсти.

Иногда к нам присоединялись Кукушкины.

– И чего вы не поженитесь? – всё так же доставала меня Жанка, болтая ногами в воде, пока Ян с Вовкой разжигали костёр. В воду она не шла – боялась раков. Один ущипнул её за большой палец ноги, а другой каким-то образом забрался в купальник. Раков на Дону было много.

– Неприлично так долго ходить и не жениться, – придирчиво изучала она мою щуплую фигурку, завёрнутую в сплошной купальный костюм. В районе груди он лукаво топорщился, маскируя мой первый номер щедрыми сборками от вдетых в него резинок. – Поставь вопрос ребром: или – или! А то смотри. Вот так походит-походит и… женится на Адели.

– Какой… Адели? – замерла я, ощущая, как туго сжали меня резинки купальника.