«Ян...», рассказ

Наверное, этот живописный цыганский вечер окончательно исказил пропорции реального мира, и взбудораженное воображение одержало над моим наэлектризованным разумом победу, потому что утром, не сдавая последний экзамен и не желая Яна больше видеть, я уехала домой. И встретилась с Лёшкой.

Но встречи с Лёшкой могло бы и не быть, если бы… Ну да, если бы Ян не перестал мне писать. Я не получила от него ни единого письма. Ни одного за месяц! За месяц! А раньше получала их пачками. И я тоже не написала. Ни одного. Раз мне не пишут, я первая не напишу! Я не хочу быть навязчивой. Самое ужасное – быть навязчивой!

Мне всюду чудилась незнакомая девушка Адель, и даже в студии, пока я ожидала отмашки оператора, чтобы начать читать новости, я ощущала, как он её обнимает и нежно целует. Тем самым, нашим, сакральным поцелуем, которому нет определения в грубом человеческом мире. Оно существует разве что на самых высоких частотах. Тех, на которых разговаривает пчела с цветком, собирая его сладкий нектар для будущего мёда и опыляя цветоножку для новых ошеломляюще пахнущих бутонов. Зависть, бессильная злость и обида испепеляли меня. Мне бешено хотелось самой вдыхать аромат его кожи. Гладить жесткий ёжик на голове. Ощущать нежность его рук. Но растаяла в воздухе та соединявшая нас невидимая сверкающая нить, навсегда растворилась во Вселенной, исчезла в небытии. Превратилась в иллюзию. И хотя мне казалось, что ещё немного, вот-вот, и всё окажется сном, я наконец проснусь и пойму что-то очень важное для себя, что оно всплывёт из каких-то подсознательных глубин, достучится до меня, и я обнаружу и своё место в жизни, и саму себя в ней, и его в моей жизни, но... В голове стоял шум и мешал сосредоточиться. А когда в телеэфире я вместо имени Ян Сибелиус произнесла «Ян Мадько», я поняла – его настолько нет со мной, что он уже везде! И вот, чтобы избавиться от наваждения, я и встретилась с Лёшкой.

Что сказать? Алексей был хорош в своей форме с золотыми лычками на погонах! Я даже удивилась – в школе при всяком удобном случае я с диким возгласом «би-бип!» жала на Лёнькин нос и кидалась от него наутёк. Кончик носа у него имел небольшую и очень удобную то ли ложбинку, то ли плоскость. Теперь же… Теперь Лёшкин профиль был схож… с изображением Александра Македонского в Большой Советской Энциклопедии. О, эти овидиевы превращения, перерождения, метаморфозы! Сегодня кажется одно, завтра – другое. А послезавтра возвращение к тому же, от чего силился уйти…

А Ян… Да, Ян снова вынырнул в моём мире. Но выяснять что-то уже не имело смысла. Да и сам смысл остался уже там, за границей нашего общего с ним. Я всё равно уже ничего не могла изменить или хотя бы понять что-то про себя и про него. Я лишь с грехом пополам добралась до сути: мне его письма просто не передавали.

– Но почему, почему ты удрала, не поговорив со мной?! – тряс меня за плечи Ян, не замечая снующих мимо нас людей с чемоданами и сумками. Уже объявили посадку, и мы всем мешали. – И почему ты не ответила ни на одно из моих писем?! – Глаза Яна, ореховые глаза его прабабки, были полны слёз. – Почему ты молчишь? Что тогда случилось?!

– А Галян где? – выкрикнула я первое, что пришло в голову.

– Галян? – изумился Ян, пытаясь связать моё внезапное решение уехать без объяснений с нашим симпатичным дворнягой. – Галяна я пристроил к одной девчонке. Не оставлять же его на зиму в ивняке. А причём Галян?..

Я молчала, а слезы размазывали по лицу тушь с ресниц. Уже некогда было объясняться – у него самолет, а у меня – свадьба. Когда он примчался к нам в Нижний, я как раз собиралась в ЗАГС, а мама готовила стол. Отворив дверь на звонок, родители тут же ему всё выложили. Наверное, я бы так ничего и не узнала о его визите, если бы не Юрка, который наткнулся на Яна в подъезде.

– Долго же ты думал, тугодум, – посочувствовал он ему. – За это время уж и Хрущёва скинули, а это дело куда серьёзней вашего. Ну причём в таких делах квартиры, крепкие ноги? А теперь – что? Это уже буря в стакане. Забудь.

Я перебираю свои воспоминания, как скупой рыцарь золотые монеты. Или Кощей, который чахнет над своим златом. Это моё самое ценное. Я приписываю им реальность, потому что воспоминания эти превратили мою жизнь в призрачную галеру. И сегодня, через много-много лет, я недоумеваю, отчего же у меня так устали руки и спина? Ведь ничего особенного в нашей истории не произошло. Обычная история двух молодых дуралеев. Видать, смысл, который эти события имели тогда, так и остался там, в далёких шестидесятых. Вообще-то совершенно безоблачных. Позже-то было всё куда круче. Но ведь и все мы шли к истине кругами. И кто знает, на каком витке её постигали?