«После печей Вавилона…»

Из немоты 
    
после печей Вавилона
за переправой
уцелел единственный дом на площади непонимания
едва различима пауза в хоре невозвращений
доступна одна только скорость – новой невстречи

след самоходного посоха
сытость последнего взгляда
сорок четыре ущелья срослись в ожидании эха

видеть нельзя, не пытайся
видишь: нельзя

ледяные скульптуры воды
уложены в серый макет междутравья

но можно очнуться там, где приземистый север предместий
выйти наверх за миг до эксгумации радуги
можно родиться от голода тех, кто уже не вернётся
именно от них, поимённо
только там

где два бемольных полена
две бессонные клавиши в пекле мелодии
драпирующей тень от единственно верного облака
на твоём запястье

Из иудейского: затерянная песнь 

Ева всегда подаёт патроны
когда он расстреливает мир

на выжженных землях верней приживается новое
затопленные пашни дают до четырёх урожаев
четырежды по четырнадцать раз подряд
стебли выпрямляются, наливается мякоть
земля рожает – её суставы болят –  
от затёртой пылинки до исполинского древа

что дальше, милый?
от Адольфа и Евы
является первенец в инородную стынь
ногами пробует мир, перебирает
пустота над ним деликатно склоняется – Каин
не молчи
здесь никто ничего не знает
криком поможешь делу, вечному делу пустынь
здесь пока ничто ничего не значит
лишь одна, в прожилках, бледная синь
бронзового соска

постой, не сейчас...
останется навсегда то, о чём не скажешь иначе

(в небе колодца на миг зависает тень от плевка)

но главное вот что: река
о том, что она – вода, никогда не узнает
в песке наваждений роясь, бесконечно смывая
всю материнскую соль, все изгибы вирсавий
тёмное лоно её не впускает чужих

о нет, не так, погоди… легконогая жизнь
может ли по себе 
хоть что-то 
оставить?
жало слепого дождя, беспечность желаний
тянущая до прозрачности не уловить 
лето
летящее хлопьями 
остроконечного лая
свет
в ресничные щели 
выложенный ломтями
чёрное молоко 
волос 
твоих
Суламифь

* 
снаряд проходит зеркало насквозь
не отражаясь на пересеченье
синхронных полусфер, вращая ось
срезающую их прикосновенье

и полдень проникает в зазеркаль
от амальгамы памяти истёртой
на новых заострённых лепестках
щадя живых и добивая мёртвых

Из греческого: сапфо 

Знай же, что опять расставляла тени 
близкие, попарно, на крови с мёдом. 
Правою струной подмешала в песню 
восемь уловок, 

левой же брала новый тремор сердца 
для отдохновения, внутривенно. 
Девочки танцуют – должна и Сапфо 
выдержать соло. 

А восходит ночь, наполняя кровью. 
А луна вливает свой мёд небесный. 
Лишь обломок света, ступенька в храме 
у Несравненной 

я всегда была, и сейчас не время 
изменять условье – на то и боги, 
а они молчат. И сегодня в полночь 
к нему бегу я. 

Но терпи, Алкей, терпи, всё не вечно, 
и ревность тоже