«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

Если бы он только знал, чем это заронившееся в сердце зерно добра сможет прорасти. Чем эта искренне сослуженная им служба способна завершиться.             

Не знал. Просто делал. Делал активно, в ущерб себе, решив пострадать за доброе дело, ведь без Ромки работы в его отделе прибавится. Многое придется делать самому. К тому же и поговорить по душам будет не с кем. Ничего. Главное, Ромка станет известным и, он в том был уверен, всегда будет помнить своего благодетеля.

Может, так и случилось бы. Интересно только, какое бюро разбирает заявки на добро, где сортируют их и где утверждают? Почему именно твоя заявка должна стать поворотной в чьей-то судьбе?          

Сначала все было замечательно. Ромка поехал устраиваться, за семьей собирался вернуться чуть позже. Успешно прошел испытательный срок. Друг забрасывал Роберта восторженными письмами, благодарил за такой щедрый подарок.

— Дружище, я тебе так благодарен — он умеет все. Слушай, и тебе не жалко было отдавать такое сокровище?

— Да жалко, жалко, не дергай струны.

— В общем, пока побегает в помощниках у директора по стратегическому маркетингу, а там… все от него самого зависит. Шансы огромны.

Но шансов у Ромки не оказалось. Ехал в такси с первой корпоративной вечеринки, и на Московском мосту в их машину врезался «Нисан». Машина слетела с дороги и прямо в столб. Энергия добра взорвалась, заклубилась и растаяла в воздухе. Не было у нее силы, способной обогнуть столб. Ромка какое-то время был еще жив, но в больницу его так и не довезли, он умер по дороге.

Что можно еще добавить?..

В Ромкином родном городе не было Московского моста…        

Интермеццо
 

Часы показывали ноль часов пятьдесят минут…  Решение, видно по всему, принято не было. Во всех помещениях клуба стояло жужжание. Оно было то ровным, то сходило на нет, то усиливалось, создавая впечатление, что этим оркестром насекомых все же руководят. Без дирижерской палочки создать такую гармоничную интерлюдию было невозможно. Но прочувствовать ее в полной мере в квадро-режиме можно было либо из коридора, либо из туалета, находящихся в самом центре этой артистической галактики. В самих комнатах такой стройности звучания не ощущалось.

Открыв дверь, находящуюся слева, а это был кабинет Юды, можно было увидеть вполне пристойную картину: Пекарь допивал очередной стакан и подбирался к известному всем состоянию. Появились предвестники. Он выбрал жертву (в этот раз ею оказался Юда), присел напротив и стал пристально смотреть ему в глаза.

— Блин, Роберт, нужно было спрятать от него бутылку, — зашипел Юда. — Сейчас начнется...

И действительно началось. Глаза Пекаря налились и покрылись какой-то непроницаемой пленкой. Казалось, что они вот-вот выкатятся из орбит. На самом деле у него были потрясающие глаза, обладающие редкими для человека свойствами. В моменты гнева они могли трижды менять цвет. Многие, чтоб увидеть это, специально дразнили Пекаря и доводили его до нужной кондиции. Никто в это время не слушал, о чем он говорит, все наблюдали за переключением кодов в его радужной оболочке.   

И зачем слушать, если все равно невозможно определить, говорит он серьезно или шутит… Похоже, и здесь не обошлось без Тофи. 

— Скажу вам правду, Юрий Иванович. Продукт, который вы производите, все эти ваши многостраничные истории, уж точно не из зерна, скорее, из г… — Пекарь недолго подбирал рифму.

Юда был тактичен и мягок до безобразия:

— Дорогой мой, даже зерно не всегда прорастает, ему для этого особые условия нужны.

Но мягкий голос Юды раздразнил Пекаря еще больше:

— Не тебе меня учить агрохимии. Зерно, между прочим, натурального происхождения, а не искусственного, в отличие от твоих книжек.