«Глаза любви наведены на резкость…»

Над россыпью карандашей:

Он делает желтее донник

И солнце бледное – рыжей,

 

И высунув язык прилежно,

Рисует пятнышки щеглу

И блик на лаковой черешне,

Что продается на углу.

 

И брови дугами нахмуря,

Как будто бы дает зарок:

Как Айвазовский, будет буря,
А улица – как Писарро.

 

Колышется пред Ним раскраска,

Листаемая ветерком:

То сонный Гдов, то штат Небраска,

То дверь моя под козырьком.

 

 

*  *  *

 

Руку на сердце положа –

Хоть зимой, хоть в весенней дымке

У земли этой – вид бомжа,

Собирающего бутылки,

 

Отсидевшего за разбой:

Неудобья, бараки, свалки

Да пустые дома с резьбой

Обгоревшей. Ему не жалко

 

Ни полей – заросли уже,

Ни развалин. Глядит на флаги

Глазом пьяненьким – и в душе

Выплывает не дом, а лагерь.

 

А могли бы тут – как в раю –

Речка, лес, у дороги липы,

Ступишь – ангелы запоют,

С облаков наклонясь. Могли бы.

 

 

*  *  *

 

Ледяная змеиная шкура

С легким треском сползает с Невы.

Далеко нам до строящей куры

Богатеям гордячки-Москвы.

 

До шелко̀вого далеко нам

До Садового пояска,

До басового – в злате иконном –

До господского говорка.

 

А и наша держава не промах –

Налетай, кому надо воров:

То-то в ваших гуляют хоромах

Недомерки из наших дворов.

 

То-то к вам понасыпалось бесов

Из глубоких чухонских болот,

Чтобы, воздух измяв и изрезав,
Время вывернуть наоборот,

 

До кровавой мездры. Не до жиру –