«Из логова змиева», повесть

То злосчастное интервью, из-за которого я потом ушла из "Имиджа и жилья", было приурочено к 300-летию Санкт-Петербурга. В особняке Босэ с недавних пор находился офис Алексея Волкова вместе со студией, в которой он записывал новые диски. К 300-летию он как раз закончил юбилейную пластинку. А тут и я приехала с намерением во что бы то ни стало сделать интервью.

 – Ты что думаешь, я поверю, что ты сюда приехала ради интервью?

 – И ради интервью тоже...

 – Тогда давай сначала отметим завершение работы над диском, а потом поговорим о чем захочешь.

 – А ты после отмечания будешь в состоянии общаться с диктофоном?

 – Я сказал!

Все получилось, конечно, не так, как он сказал, но работу свою я, исхитрившись, выполнила, и речь в этом эпизоде, естественно, не о ней. Мне гораздо больше запомнился ночной разговор, не имеющий к интервью никакого отношения.

 – Ну что опять не так? Снова этот дрожащий голос! Всё, мы с тобой больше никогда не будем ложиться в постель. Ты – психопатка! И я такой же психопат. Всю жизнь я с тобой носился, как с писаной торбой. Ни с одной женщиной я так не носился.

 – Не надо со мной носиться, как дурень с торбой. Лучше скажи, ты хочешь, чтобы я тебя разлюбила? Я сделаю все возможное. Для начала заведу себе любовника и буду тебе по-дружески рассказывать о своей новой жизни. Хочешь?

 – Тебе честно ответить? Не хочу! Как мужик я не хочу, чтобы ты меня разлюбливала и кого-то там себе заводила. Запомни, Шура, раз и навсегда: Леху заменить никем невозможно! Ты мне все время чем-то угрожаешь: то тебе жизнь не мила, то мила, но только не со мной. Здесь в Питере есть одна городская сумасшедшая, которая много лет хочет родить от меня ребенка. Так вот, если бы она бросилась с какого-нибудь моста, у меня внутри ничего бы не пошелохнулось. Но стоит мне только подумать о том, что с тобой может что-то случиться, у меня начинают на голове от ужаса шевелиться волосы, которых нет...

 – Эта несчастная, наверное, не просто так младенца от тебя хочет? Наверное, у тебя с ней было кое-что?

 – С ней?! Она такая страшная! Для того, чтобы с ней лечь, я должен был бы выпить литров пять, закрыть глаза и представить, что это ты!

 – Ха-ха-ха! Но ты же пять минут назад говорил, что больше со мной никогда, ни-ни...

 – Я говорил?! Ты меня просто спровоцировала! Как это – больше никогда?!

 – Ну да... Спровоцировала... Я просто не хотела так быстро с тобой расставаться. Это что, симптом психопатии, товарищ лекарь?

 – Нет, это симптом паранойи. Да шучу я, шучу! В общем так, Александрин, завтра с утра я улетаю в Мурманск...

 – Тебя опять потянуло на подводную лодку?

 – Не потянуло, а так надо. Выбрось все глупости из головы, осенью встретимся на просторах Украины.

 – Ты сегодня много выпил, я принесу тебе пирроксан.

 – Я не пью лекарства для психов. Зачем ты мне это предлагаешь?

 – Чтобы голова с утра не болела.

 – У меня никогда не болит с утра голова.

 – А у меня болит. Что поделаешь, самое слабое место...

И он улетел в Мурманск, а мне весь тот длинный день помогла скрасить случайно оказавшаяся в пределах Питера подружка. Не приходя в нормальное сознание, я передвигалась в ее автомобиле по разным точкам города и думала, насколько это было возможно, о вечном. С Розой Байсаровой, ученицей Алексея Германа, мы познакомились несколько лет назад в Гатчине на фестивале "Литература и кино". С тех пор виделись редко, но метко. В тот день мы заглянули  на "Ленфильм". Роза собиралась снимать новую картину и вызвала народ для обсуждения проекта. Я слушала, о чем они говорили, мало что воспринимала, но исправно подавала какие-то реплики. Все почему-то смеялись, а Роза с гордостью повторяла: "Видите, кого я вам привела!" Потом она познакомила меня с драматургом Валерием Бываловым, мы перебросились парой-тройкой фраз, распрощались с ним и уехали. Сердобольная Роза повезла мое тело есть и пить в какой-то ресторан. Так в тумане день и пролетел. На перроне Витебского вокзала мы с Розой простились, как сестры. До отправления поезда оставалось минут десять. Выйдя из вагона покурить, я вдруг увидела стремительно приближающегося ко мне Валеру.

 – Я решил тебя проводить. Хорошо, что успел! Покажи-ка билет, Саша. О, а у меня место в соседнем вагоне, почти угадал.

 – Ты что, решил проводить меня до Киева?

 – Нет, конечно. Я выйду в Псковской области. У меня там мама похоронена. Вот решил навестить, а заодно и тебя проводить.

 – Понятно, – задумчиво прошелестела я, ничего не понимая.

Я даже не была уверена, проезжает ли киевский поезд через Псковскую область. Я не уверена в этом и сейчас.

Валера появился в моем купе через полчаса после отправления, и мы пошли в вагон-ресторан. Просидели там часов пять. В процессе разговора за рюмкой коньяку у нас обнаружилось множество общих знакомых по Киеву, Москве и Питеру. Наверное, интересный был разговор, только я, к сожалению, мало что помню. И не по той причине, о которой ты подумала. Не так уж много было выпито. Просто вместо того, чтобы получать естественное удовольствие от осознания, что за мной ринулся прямо в поезд мужчина, с которым я была знакома ровно три минуты, я сосредоточилась совсем на другом. Закодированная Палычем, я смотрела на милейшего парня Валеру, слушала его замечательные признания, но слышала только одно: "Запомни, Шура! Леху никем заменить невозможно!" В два часа ночи Валера вышел на каком-то полустанке. Как я потом узнала, билет он покупал на последние деньги. А тот, который во мне сидит и кого заменить невозможно, отмечал в это время в Мурманске свой любимый праздник: День Военно-Морского Флота. Наши пути расходились все дальше и дальше...

 

Не возвышающий обман,

А грубой истины отраву

Ты мне готовил, как гурман,

Преподнося искусно, – браво!

 

А я в зеленой, блин, тоске

Бессмысленно тебя жалела...

Как рвалась жилка на виске

И на столе "свеча горела"...

   

Что я несу?! Мы без свечей

Всегда с тобой разоблачались.

Я верила, что ты ничей:

Волк, ворон, блудный друг, скиталец.

  

Ты был со мной, но горько, вдрызг

Я по тебе в те дни скучала,

Как будто душу перегрыз

Библейский зверь. Но я молчала.

 

И не нащупывала нить,

Что приведет к воде в пустыне,

И так боялась разлюбить

Тебя, что страшно и доныне...