«Никому нет дела», повесть

                                            Часть VIІІ

                                                  Мама

Проходили месяцы, Оскар потихоньку сходил с ума. Рыжеволосая окончательно переехала к нам, а я был влюблен в Вику. Мы неплохо существовали. Я пребывал в хорошем самочувствии, только вечерами впадал в депрессию, рассматривая фотографию родителей. Не могу сказать, что скучал, просто меня никак не покидали мысли об их страданиях. Я снова и снова прокручивал в памяти рассказ дяди Валеры про то, как им плохо… как мама плачет… Я не выносил ее слез. Когда она плакала, у меня внутри все разрывалось от отчаяния.

Каждый вечер, перед тем как заснуть, я рассматривал их фото, словно заново узнавал папин жесткий взгляд и мамино красивое лицо. Хотя я бы не сказал, что мама красивая. Нет. Она вовсе не красавица. Но в ней что-то есть… Крутил в руках мячик Бисквитика и улыбался, вспоминая своего маленького друга.

Все эти мысли разъедали мозг, причиняя невыносимую боль, поэтому я решил им позвонить. Тогда я ни о чем не думал, мне было плевать на последствия… я хотел услышать ее или его голос…

Трубку взял отец. Его «алло» прогремело, как раскат грома, эхом отражаясь в голове. Я молчал. «Я вас слушаю», — сказал он, повысив голос. Я молчал. И вдруг неожиданно из трубки повеяло холодом…«Алик?..» — спросил он, понизив голос. Я молчал.

— Ну, здравствуй… сколько лет, сколько зим! Вовремя же ты позвонил! — в его голосе чувствовалась безудержная злоба.

А я молчал, только голова шла кругом, а ноги стали ватные.

— Как мама? — наконец выдавил я.

— Умирает…

— Как?!

— А вот так! Вы, подлецы, ее довели! И ты, и твой дебил дядя! Какого черта ты вообще объявился?! Да ты…

Я молчал, а он говорил. Он рассказал, что мама пыталась покончить с собой, бросилась с моста… она в больнице… умирает. Он долго кричал, обвиняя меня в том, что случилось. Она не могла вынести моего исчезновения и… смерти   Валеры… В глазах потемнело, а к горлу подступила рвота. Да, говорил он, Валера умер. Так ему и надо! Допрыгался! Его, как свинью, зарезали в собственной квартире!

Мои руки дрожали, а лицо побелело. Отец перестал кричать. Он тяжело дышал.

— Алик, приезжай… — прошептал он.

— Приеду… — я повесил трубку и потерял сознание.