«Переведи меня... Майданная конфабуляция», повесть из цикла «Високосные хроники»

***

Кажется, совсем недавно, всего каких-то десяток лет назад, один клиент, страдающий гистрионическим* расстройством личности, долго объяснял Джульетте Михайловне, почему он голосовал за Януковича и голосовал бы впредь за этого дельного человека сто-пятьсот раз. Она слушала терпеливо и внимательно, как и полагается добропорядочному психотерапевту.

Вся семантика сказанного сводилась к завидному умению завгара работать, к абсолютной необходимости крепкой руки власти ради порядка в стране и к пресловутому кодексу чести блатных и приблатненных, прошедших через лишения и лихолетье. Слушая этот выспренний бред, Джульетта думала, что истоки проблем клиента скорее всего кроются в непроработанном Эдиповом комплексе* и горячем, хотя и подсознательном, стремлении идентифицироваться, примкнуть к какой-нибудь почтенной фигуре мужеского пола. Еще у нее в голове крутилась злорадная мыслишка о падении этой фигуры в обморок в результате «яичного покушения» в 2004-м.

Тогда, в ходе предвыборной гонки, Янукович отправился в Ивано-Франковск, чтобы поговорить со студентами Прикарпатского университета им. Стефаника. Дружеского разговора не получилось – как только нарядно одетый политик шагнул из автобуса на франковскую землю, как тут же начал падать. Свидетели происшествия испугались за здоровье чиновника, но, как оказалось, напрасно. Виновником внезапного недомогания стало яйцо, брошенное студентом Дмитрием Р. Януковича увезли в больницу, а его соратники попытались спасти ситуацию – убедить всех, что в мужчину летели еще и другие, гораздо более тяжелые предметы. Впрочем, свидетелей было много, падение зафиксировали на видео, так что идея не сработала. Инцидент буквально обрушил рейтинг политика...

                                                            (Из интернет-изданий)

***

В памятном сентябре 2007 года Джульетта наконец дождалась открытия одесской Оперы после долгой реконструкции. Театр открылся в новом блеске, в надежде на новую славу. Репертуар медленно, но верно набирал силу, обновлялась труппа, шла подковерная борьба за кресло директора и художественного руководителя. Актеры и музыканты по обычаю соперничали, честно или не очень. А по вечерам все вместе рождали музыку. Театр делал первый в новой инкарнации глубокий вдох. Эгрегор* оживал. Каждый месяц, а то и чаще, Джульетта бывала на спектакле. Дышала полной грудью, становясь частью эгрегора. Пуччини, Верди, Моцарт, Леонкавалло…  По образу и подобию прежних времен Джульетта брала два билета. Чаще в ложу бенуар. Тяжелый обитый бордовым бархатом стул рядом оставался свободным. Биение туттама Бориса заглушали звуки оркестра и пение хора. Зато в антракте, в пустой барокковой шкатулке ложи, туттам возникал вторым дыханием марафонца.

***

С течением новейшего времени, порой турбулентным, порой ламинарным, соотносительные масштабы Джульеттиных представлений сильно изменились, сместились и перемешались. Если лет тридцать назад некая Маргарет Т. представлялась Джульетте глыбой воли и интеллекта, то теперь ферзи на шахматке планетарных широт и долгот сильно измельчали. К примеру, некая Ангела М. служила всего лишь китчевой декорацией для неведомого волшебника страны Оз, в существовании которого Джулия вовсе не была убеждена. В ряду картонажно-бумажных коней и слонов был всего один пупс из плоти – копченый, медлительный (несмотря на худобу) и чуточку инфернальный Барак Хусейн. Впрочем, не успела Джулия и глазом моргнуть, его сменил более веселый и гораздо более страшный Дональд почти Дак, добрый и мудрый до глубины космически бездонного кармана. Желтая пакля на темени и гуттаперчевая гимнастика в Твиттере очень сближали этого моцного и непредсказуемого персонажа с зубастым рыжим клоуном из голливудского хоррора. (Но это гораздо позднее, практически под занавес дискурса.) Джульетта отчасти сочувствовала всем им. Очевидно, невероятно сложно доказывать свою весомость, приходясь всего-то одной семимиллиардной дробью населения планеты. Наверное, поэтому для Джулии восхищаться людьми с каждым годом становилось все труднее. Правда, были счастливые исключения. Например, воин и сенатор, американец Джон Мак-Кейн.

***

Ночная, беспощадно исполосованная светотенью комната… Борис, сидящий на краю кровати, слушающий, слышащий, редко спрашивающий, еще реже возражающий… Призрачно-душные объятия, горячие и гармоничные приливы океана Джульеттиных гормонов. Мизансцена не менялась годами. Остальное, дневное и контрастное, трансформировалось ошеломляюще легко и непринужденно, как новостная лента фейсбука.  Когда это началось? В какой момент сработал пусковой механизм ускорителя, когда рука кого-то беспристрастного добавила в реактивы взрывного катализатора немного, всего несколько миллиграммов в тротиловом эквиваленте?

В ночь на 8 августа 2008 года, после обстрелов грузинских сел со стороны непризнанной республики, а также более ранних провокаций против официальных властей, в Тбилиси анонсировали восстановление конституционного порядка в самопровозглашенной республике. В результате наступления грузинской армии последняя заняла большую часть Цхинвали – главного населенного пункта Южной Осетии.

Однако Кремль прогнозируемо не захотел мириться с поражением пророссийских сепаратистов, и ВС России непосредственно вмешались в этот внутренний конфликт. Российские государственные СМИ обвинили Грузию в целенаправленном обстреле Цхинвали, и 7 августа войска РФ начали перебрасываться в зону конфликта, перейдя в контратаку на следующий день.

Во время прямого сухопутного вторжения российской армии в страну танковые бригады россиян вошли за пределы непризнанного образования Южной Осетии, вклинившись в Кодорское ущелье. Кроме того, Россия подвергла бомбардировке грузинские города, военные базы и объекты гражданской инфраструктуры, а также задействовала свои военно-морские силы.

Морская пехота Черноморского флота заняла главный порт Грузии Поти и уничтожила на рейде все грузинские катера и корабли, которые имели военное обозначение, включая суда пограничников. 

                                                                                (Из интернет-изданий)

Напали… Как во времена скифов или монголов. Что за хрень?

Генетическая женская боязнь приближающейся, грозящей бытию и быту, войны (любимой забавы мужчин) давала о себе знать. Тогда в Джульетте по-южно-летнему буйствовали пацифизм и конформизм, угодившие в капкан ее архаичных страхов и стремлений. Гигантский подсолнечник невроза расцвел и окреп. Психотерапевт однажды утром поняла, что ей срочно необходим совет психотерапевта. Однако первым вопросом более опытному коллеге был вопрос – не нападут ли на Украину, на Киев, Одессу – на дом? Паранойяльный, конечно, вопрос. Откуда, скажите на милость, ему знать? Он ведь не политолог и даже не президент. Глупо, инфантильно, депрессивно. Джульетте было немного стыдно, как в дни, проведенные под патронатом наставника-супервизора, когда ее перед началом самостоятельной практики подвергали психоанализу, сталкивая лицом к лицу с нелицеприятным из бессознательного пренатального* прошлого. 

***

Первый инфаркт у Бориса случился вскоре после Оранжевой революции. Тогда, казалось, он никак не реагировал на апельсиновые протуберанцы в телевизоре. Не пел гимн в унисон с лидерами Майдана, держа руку на сердце, как это делала украдкой Джульетта. Но все же революция его изменила – добавила глубины морщин на лбу и укоризны в глазах. Джулия, охваченная беспокойством о его слабом сердце, спрашивала:

– Ну что такого? Ну не исключено, что будет у нас президент – урка. Весело даже. Не вижу причин расстраиваться. Тем более после твоих афганских ранений тебе нельзя…

Борис хмурился, смотрел исподлобья:

– Урки должны сидеть на шконке, а не в президентском кресле. Расстраиваться мне нельзя… Разве во мне дело? Стыд и позор просто. Не солидно!

 Когда в третьем туре выборов победил Ющ, Борис немного расслабился. А как только расслабился, на авансцену неуправляемым паяцем выскочил инфаркт.

В реанимации Борис шутил, что стал единственной жертвой самой бескровной революции. На этот раз действительно все прошло относительно бескровно, хотя с большим репутационным уроном – Ющ вскоре подписал Универсал*, а Бориса поставили на строжайший диспансерный учет.

Второй инфаркт, обширный и взбудораживший дремлющий до поры танатос*, настиг миокард Бориса в первые же сутки вторжения РФ в Грузию. Он прохрипел только:

– Новый Афган! – и упал без чувств.

Каждый раз, выходя из палаты интенсивной терапии, Джульетта думала о неровном вялом ритме его измученного сердца и ощущала сильную кинжальную боль в своей груди.

Джульетта всю жизнь побаивалась своих спонтанных синхроний и невольных пророчеств. И ассоциаций. А все, связанное с Михеилом С., как минимум, настораживало. Начиная с восторженного кумовства с Ющем.

Михеил, крупный, дерганый, мятущийся, какими бывают своевольные, но зависимые люди, был частью магического купола Грузии, пока она оставалась целой. А было это до пятидневной войны. Магия улетучилась через брешь непризнанных территорий. Купол сдулся, как воздушный шар. Сдулся и президент, почернел и подурнел. Стал еще более нервным, конфликтным и нелогичным. Таким же дезадаптированным и ожесточенным, как сарацин, он приедет губернаторствовать в Одессу. С планами Наполеона, вернее, с рекламой планов Наполеона. Но это будет гораздо позже и не возымеет никакого значения.  Рефлексии Джульетты по поводу Михеила сведутся к сожалениям о неоправдавшихся упованиях. Ей будет бесконечно жаль…