«Серый и Калерия», рассказ

Он ходил как во сне, мысли путались и разлетались. На следующий день что-то заставило его позвонить в квартиру Калерии: «Спросить хочу…» Калерия не удивилась, и он вошёл в тесную, отделанную светлым деревом прихожую. «Надя моя в больнице… инсульт… а Лёшка в Мурманске… Я ему давно не пишу… Скажи, вызвать его телеграммой или… ждать, когда Надя выйдет?» «Немедленно вызывайте. Если с Надей что случится, сын вам не простит, вы должны сегодня же поставить его в известность, – быстро проговорила Калерия и, сделав паузу, спросила тихо: – Она в сознании?» Серый безнадежно махнул рукой.
Прилетев в Москву с женой и двухлетней дочкой, Алексей дневал и ночевал в больнице возле матери. Надежда, ненадолго придя в себя, узнала его и что-то пыталась сказать парализованным ртом. На пятый день после приезда сына она умерла. Серый запил по-чёрному.
После похорон, когда родня собралась за столом, Серый, шатаясь, выбрался на лестничную площадку и снова позвонил Калерии. Та оказалась дома. Серый поманил её пальцем, женщина неохотно вышла.
– Здравствуй! – сказал Серый и замолчал, дыша перегаром.
– У вас большое горе, – произнесла Калерия.
– Умерла моя Надя…
– Мне очень жаль, очень, крепитесь.
– Зайди на поминки. Зайди, Христом Богом прошу! – Серый тронул её за плечо.

Через четверть часа она сидела за поминальным столом, в чёрном костюме и с чёрной, переливающейся тончайшим люрексом, прозрачной косынкой на голове. Её появление среди родичей Сергея Сергеича и его покойной жены вызвало что-то вроде столбняка. Но Калерия быстро исправила положение: «Позвольте мне сказать…» «Говори, соседка, давай!» – выкрикнул Серый. Алексей, сидевший рядом с Калерией, повернулся к ней: «Тётя Лера, ты же знала маму, тёть Лер…» Слёзы текли по его круглому, как у матери, лицу, он их не вытирал. Оглядев собрание, Калерия негромко заговорила:
– С Надей я общалась не так уж часто, но вполне достаточно для того, чтобы испытывать к ней искреннее уважение. Она была справедливой… и верующей женщиной. Очень любила своего единственного сына. Тебя, Лёша!.. Показывала мне твои фотографии, пересказывала содержание некоторых твоих писем. Очень гордилась тобой. И внучку свою тоже очень любила, и к невестке относилась как к дочери. Тосковала по тебе, Алёша, печалилась, что ты живёшь в такой дали от неё. Надя была добра и к моим детям, одаривала их конфетами, пирожками, которые сама пекла. А какой чистоплотной она была! В квартире идеальный порядок… Она постоянно мыла и чистила наш подъезд, без всякой платы. Просто потому, что не терпела грязи... После гибели моего мужа Надя подарила моей новорожденной целый узел пелёнок, сама их пошила… она была искусной рукодельницей. Дорожка в коридоре, вы по ней шли, – тоже её работа. И лоскутное покрывало на диване, такое диво не каждая женщина сотворит… Жизнь её не баловала, но она умела терпеть и была хорошей матерью… и хозяйкой. Она создала в доме уют, тепло, а это очень ценят мужчины. У Нади было улыбчивое лицо, таким оно и останется в нашей памяти. Прощай, Надя, и прости нас. Пусть земля тебе будет пухом!
Серый заплакал некрасивым бабьим звуком и, прокашлявшись, отсморкавшись, сказал громко: «Когда я помру, обо мне так никто не скажет». Всем стало не по себе: к Сергею родственники усопшей никогда не испытывали «нежных» чувств и считали Надино замужество неудачным. Калерия ещё раз нарушила нависшую над поминальным столом тишину:
– Вы очень любили Надю, Сергей Сергеевич, и душа её всегда будет рядом с вами, вам в утешение.