«Серый и Калерия», рассказ

Они жили в столице, на первом этаже старой, но ещё добротной блочной «хрущёвки», на одной лестничной площадке. Он работал на военном заводе, звали его Сергей Сергеич, в обиходе – Серый. Она была переводчицей и женой, потом вдовой журналиста-международника. Её звали Калерия. Серый пытался досадить ей при каждом удобном случае. Встречаясь, они никогда не здоровались. Её это вполне устраивало, а он, напротив, постоянно выискивал повод для нападок. Словно жить без этого не мог. То орал, что её пятилетний сын сотрясает подъезд, стуча мячом о стенку дома; она звала сына и давала соседу в руки легчайший поролоновый мячик, чтобы тот мог убедиться в невесомости «сотрясающего дом» орудия. То спустя день-другой Серый кричал, что этот «паршивец» приводит в подъезд бандитов, и гонялся за малолетками с криком «убью!». Калерия выходила и спокойно объясняла мальчикам, что лучше играть на улице или у них в квартире, где злой дядя ничего не сможет им сделать.
Когда подросла дочь Калерии и превратилась в красавицу, похожую на бронзовую статуэтку, с такими же синими, как у матери, глазами, и её из школы стали провожать до дверей квартиры мальчики-одноклассники, сосед начал вопить, что подъезд – не место для cлучек, что девка вырастает б…ю, а мать не принимает должных мер, видать, сама такая же. Школьникам надо отдать должное: они не удостаивали «чокнутого» дядьку участием в полемике. Иногда откровенно хохотали над его языковыми изысками.
Но однажды не выдержала Калерия. Она вышла из квартиры и, обращаясь к дочери и её приятелю, проговорила нежно воркующим голосом: «Проститутка, хватит здесь торчать со своим хахалем, не тритесь друг о друга, это форменный разврат! – и добавила уже обычным тоном: – Приглашаю вас войти в дом». Все обомлели: дочь, её провожатый и блюститель нравственности Сергей Сергеич (его обличительные речи слышны были Калерии через приотворённую дочерью дверь). Он стоял на пролёт выше, возле почтовых ящиков, и оттуда, как с постамента, во все лёгкие бичевал «развратников», которые, жестикулируя, иногда будто случайно касаясь друг друга, с молодым, слегка рисующимся остроумием обсуждали школьные происшествия. Женщина почти дословно скопировала Серого, но как дико звучали грубые слова в её устах! Серый аж задохнулся. Кто дал ей право его передразнивать?! «Фря хренова... Корчит из себя, мать твою кочан!..»
Подростки в замешательстве проследовали за Калерией, а метнувшийся вниз Серый опрометью скрылся в своей «двушке», желая немедленно рассказать о непотребном событии жене Надежде, дородной и рассудительной женщине, поглощённой в ту минуту эпизодом мексиканского сериала… «Ч-ч-ч-ч!» – замахала она на мужа, и он замолчал, не успев начать. Жена не раз советовала ему отстать от соседки: «На черта она тебе сдалась?» Но муж в этом вопросе категорически противостоял супруге. «Я те рога-то пообломаю!» – думал он о Калерии, которая, по его мнению, в конец обнаглела.
Когда сын соседки поступил в музыкальную школу и стал разучивать по вечерам фортепианные упражнения и гаммы, Серый бесцеремонно звонил в квартиру Калерии с криками: «Кончай бардак! У меня башка раскалывается! Покой рабочему человеку положен или нет?» Калерия выходила к нему и сдержанно объясняла, что ещё только девять вечера и что хотя ребёнок имеет право играть до одиннадцати, он занимается всегда лишь до десяти. Серого больше всего бесила её сдержанная вежливость, абсолютно не похожая на реакцию нормальной бабы, поэтому он не принимал никаких оправданий и не раз грозил устроить соседке «весёлую жизнь на транспорте».
Когда в семью Калерии в праздники или выходные приходила компания гостей и среди них попадались смуглокожие с нерусским акцентом, слегка подвыпивший Серый по-хозяйски усаживался на самодельную дворовую скамью и, дымя сигаретой, объяснял всему подъезду, выходившему подышать свежим воздухом, что Калерия с мужем водят в дом террористов и об этом надо заявить куда следует. Иные поддакивали ему, но должной бдительности не проявляли, впрочем, как и сам Серый. Муж Калерии был родом из Иордании, вид имел «мафьёзный», по выражению Серого, а примерно год назад его, корреспондента то ли какого-то радио, то ли газеты – Серый толком не знал, – убили в Чечне. Похороны были пышные, с венками, оркестром и множеством «забугорных» журналистов. Даже по телевизору показывали в новостях.
Беременная Калерия, вся в чёрном, без кровинки в лице, на людях не плакала. Третьего ребёнка, девочку, она родила через месяц после смерти мужа. Сосед испытал прилив свежих сил. Если раньше он предпочитал «кусать» Калерию в периоды длительных командировок мужа-араба, то теперь разошёлся вовсю.
Женщина несла свою беду с достоинством, стараясь не замечать обидчика. Он тоже порой спрашивал себя, за что так люто её ненавидит. Но ясного ответа не находил. Просто ощущал всем существом, что Калерия не такая, как его жена, как прочие женщины в их доме, да и в округе. Похожих на неё он не встречал на своём веку. Однажды ночью ему удалось подглядеть через неплотную занавеску, как на освещённой кухне Калерия целовала мужа. Эта картина огнём буравила ему мозги…