«Серый и Калерия», рассказ

Дома Серый достал из шифоньера связанную Надей для Лешкиной жены ажурную безрукавку без застёжек. Подарить Надя, ох-о-хох, так и не успела, а Серый снохе не сказал, не захотел с Надиным изделием расставаться. Он разложил добротную вещь на тахте, в голове у него стучало и гудело, в этом шуме тонуло непонятно откуда возникшее желание. Дома было пусто. Сын со своими выбрался к школьному другу на дачу…
Калерия всё не шла. Может, и к лучшему? Но около семи раздался звонок. Она, уже переодетая в будничное, предстала перед ним как виденье: тронь – и развеется, будто не было. Но ему захотелось тронуть.
Он поманил её за собой, подвёл к тахте, спросил:
– Какие у тебя духи?
– Французские… Вы хотели мне что-то сказать?
– Погляди, это Надя связала. Тебе, думаю, будет впору…
– Не для меня же она вязала…
– Не важно, для кого. Тебе хочу подарить… в память о Наде.
Калерия стояла лицом к тахте, Серый – справа от гостьи.
Он схватил безрукавку в две руки и, слегка отступив назад, быстрым движением накинул Калерии на плечи. Она резко повернулась, оказавшись лицом вплотную к Серому, спиной – к широкому ложе.
– Гляди, как раз по тебе, – сказал Серый, оглушённый её близостью, – руки продень.
И тесня её, стал помогать ей продеть руки в проймы. Калерия не сопротивлялась. Смотрела в глаза ему строго и сосредоточенно.
Серый моргнул, перевёл взгляд ниже и стал поправлять безрукавку на её груди. Кровь бросилась ему в голову и, неожиданно для самого себя, он с силой надавил на плечи Калерии. Та, теряя равновесие, упала на тахту. Он тут же склонился над ней и, продолжая давить на плечи, пробормотал:
– Не бойся… Я тебя не обижу… Всё сделаю для тебя, Леруня…
Калерия закрыла глаза. Упругое тело её, окутанное сладким дурманом, стало податливым. Серый ослабил хватку, приподнялся. В тот же миг Калерия молниеносно нанесла ему острый удар коленом и вывернулась. Серый охнул, грязно выругался. «Не вышло… не вышло по-хорошему!» – тоскливо крикнуло где-то внутри него. Калерия, переводя дыхание, уже стояла возле двери.
– Мерзавец! – произнесла она твёрдо.
Снаружи стали открывать ключом дверь: это вернулся Алексей с семейством – раньше, чем обещал.
– Вот, – давясь и будто оправдываясь, замельтешил перед домашними Серый, – подарил нашей соседке… Калерии Марьяновне… мамино вязанье.
Калерия молча скинула вязанье на пол и выскользнула за дверь.
Алексей переглянулся с женой.
– Бать, что у вас тут произошло?
В ответ – ни звука.

На душе Сергея Сергеича было погано, как с доброго перепоя. И всё из-за неё, змеи подколодной! Он с ней по-людски, а она… мать твою кочан! Но прежняя звонкая, ярко-ослепительная ненависть к соседке не возвращалась, беспросветная серая муть заливала глаза, теснила сердце…
С того дня на его покаянные приветствия Калерия не отвечала и всем своим видом давала понять, что его общество ей крайне нежелательно. «Я те устрою, я покажу!» – пытался накручивать себя Серый, тихо матерясь и заглушая спиртным обиду. Бесполезно. Планы мщения словно умерли.

Разгулявшееся бабье лето радовало горожан. Спустя неделю после истории с безрукавкой, как раз в субботу, дочь Калерии вывесила во дворе для просушки арабское покрывало с кистями. Оно вывешивалось редко, и всякий раз это было заметным дворовым событием: небывалой красоты роспись на плотной бархатистой ткани влекла к себе взоры не только женского, но и мужского населения дома. Тем более что вблизи обычно наблюдалось некое общественное оживление: здесь прогуливались, назначали встречи, смеялись и перешёптывались, обменивались мнениями о внутренней и внешней политике, о грабителях-олигархах, громких убийствах, рок-группах, поп-звёздах, забитых голах и т. п. И только к вечеру народ рассасывался.
Серый подшофе вышел на крыльцо. Привычно закурил «Кент». Нетрезвый взгляд его остановился на куске заморской ткани, растянутой меж двух тополей, как застрявший ковёр-самолёт.
Он узнал Калерину вещь, и в ту же минуту в сознании его отчётливо прорезалось, что надо делать.