«В краю, где свет - лишь мера черноты...»

ПУТЕШЕСТВИЕ

 

1

 

Нас уносило в глухую, несметную осень,

В горечь русалочьих плачей на тысячу верст.

Воздух темнел, но над хорами горестных сосен

Лилии плыли, лучистые лилии звезд.

 

Ты встрепенулась и вдаль посмотрела с тоскою,

И, оглянувшись, промолвила: это, поверь,

Вовсе не сказка, но жизнь не бывает такою.

Что с нами было, мой милый, и что мы теперь?

 

Губ не разнимешь, и в жилах убийственный холод,

Карие, с солью, туманы окутали путь.

Души любимых на дальние звезды уходят – 

Всех незабудок не хватит, чтоб их помянуть.

 

Что же, такой наготы не прикроешь ни платьем,

Ни сумасбродством, и в этом печальном краю

Чем еще мы за глубокое счастье заплатим? –

Я уже в осени, вздрогнув, себя узнаю.

 

Я уже вижу зарю одиночества, милый,

Мы из последних,– и зыбким плечом повела

Над беспросветными водами, где за кормилом

Лилии плыли, лучась, и любая – бела,

 

Где, цепенея, под гибельной жалкой листвою

Наши ладони сплетались прочнее, чем сеть, –

Будто бы есть еще гордость, и рядом с тобою

Есть еще руки, которые могут согреть.

 

2

 

Ты встанешь чуть свет – и замрешь со свечой у порога:

Овечьей отарой сугробы толкутся впотьмах,

Следы замело, и в парче голодает дорога,

И вороны мерзнут на грузных нескладных скамьях.

 

Уже не ликует флажок над заброшенной башней,

Никто не спешит на веселое пламя, и вот –

Не звезд семигласье, но утлый огарок вчерашний,

И сизый туман в синеглазье, как призрак, плывет.

 

Все сковано льдами, а помнишь, верста за верстою

Мелькала, и юные весны смотрели нам вслед

Под синей звездою, мой ангел, под синей звездою

Над синей водою, над синей волною, мой свет.

 

Все минуло, милая, лотосом белым покрыты

Холмы и равнины, и память заносят снега.

В саду одичалом безумные бродят Хариты,

Над черной рекой, как чужие, стоят берега.

 

Как быть нам, печалочка, с этим недвижным покоем,

Каким содроганьем воскреснуть и песнью какой?

Последней отвагой сердца, как соломой, укроем

И пламя раздуем, и сладим с безносой каргой.

 

И вновь из тщеты, из подземной печали вседневной

Восстанет надежда на каждой из душных широт,

И новый избранник, склонившись над мертвой царевной,

Прервет послушанье и новую повесть начнет.