«Второй шанс», повесть

А. В. обернулся, несмотря на ломоту во всем теле. В дверях комнаты стояла Любочка, в вечернем платье, со стрижкой с этим… каре, очаровательно-строгая и похожая на телеведущую.

***

Потом долго сидели за маленьким столиком с дистрофичными ножками, чрезвычайно медленно пили кислое сухое вино из дымчатых бокалов. При этом что-то связывало А. В. с Любой и что-то отдельное связывало А. В. с Лизой. Ну, Любу с Лизой подавно что-то связывало.

Говорили о: баскове, волочковой, кишечной инфекции и единой россии. Разговор давался А. В. легко. По сути, он многие годы развивал мышцы языка (если они существуют). И во всем протяжении разговора А. В. мог протянуть руку и коснуться груди любой из девушек. Любой из четырех грудей.  И это, как ни банально звучит, волновало его сильнее вина.

Впрочем, какой точный смысл вставал за этим загадочным сочетанием слов мог протянуть руку и коснуться груди? Тоже не праздный вопрос, и А. В. фоном его обдумывал.

Чисто физически в людном вагоне метро каждый из нас может изловчиться, протянуть руку в любом направлении  и коснуться груди (спины, хари) нескольких своих сограждан. Понятно, что А. В. держал в уме нечто большее.  Однако и нечто меньшее, чем наедине с Лизой. Или наедине с Любой. И вот эта промежуточность, недоговоренность и волновала А.В., порождала в его черепе пузырьки.

Потом речь пошла о любви. И оказалось, что Любочка влюблена в некоего Юлика. Отчего-то А. В. этому не поверил. Вероятно, он сильно вжился в роль петуха в этом небольшом курятнике. А петух, видимо, вообще не верит в существование других петухов. Именно поэтому предъявление их ведет к кризису идентификации и всплеску агрессии.

Покуривая тонкую сигарету, Люба много сообщила о Юлике. Судя по ее характеристикам, молодой человек получался законченным кретином и козлом. Но сама зацикленность на объекте говорила о чем-то вроде любви. И Лиза, воспользовавшись краткой отлучкой Любы на кухню, интимно сообщила А.В.: да, любит.  И, дождавшись возвращения Любы, А. В. этак риторически поинтересовался, мол, любопытно было бы лично взглянуть на предмет.

Мгновенно Люба достала буквально из воздуха мобильник и выписала Юлика. Судя по ее отрывистым репликам, юноша вяло сопротивлялся, но его возражения были сметены. И через каких-то сорок минут предмет уже сидел на диване рядом с Лизой, обхватив руками бокал.

Это оказался астеничный подросток с длинными мягкими волосами, чем-то неуловимо напоминающий кальмара. Стоило ему откинуться на спинку дивана, как волосы закрыли его лицо. Отгонять их рукой Юлику было лень, да и бессмысленно – опять упадут. Так и сидел лицом как затылком. И вино сосал сквозь волосы.

Наличие Юлика несильно изменило ход разговора. Разве что теперь вместо упоминания его имени девушки просто указывали ладонью на его тело. Так продолжалось около получаса, потом Юлик как-то активизировался на пару минут, обнажил лицо с мелкими подробностями, послал всех (включая Алексея Васильевича) на х.й, залпом допил вино и удалился.

Потом девушки танцевали под медленную музыку, а А. В. наблюдал. Потом, наоборот, А. В. под умеренно быструю музыку показал девушкам некоторые танцевальные фигуры времен своей молодости. Девушки хохотали, а А. В. не мог понять, хорошо это или плохо, но решил, что хорошо. Потом Люба ушла в туалет, а А. В. с Лизой поцеловались, но как-то целомудренно.  Потом А. В. долго и красиво говорил о Юлике, а ему внимали.

Тем временем за окном сгустился вечер. Все там сделалось синим, а лучше всего стало видно комнату, ее бледные огни. «Вот так и жизнь, — вдруг трезво подумал А. В. , — смеркается ближе к концу, и различаешь себя в отражениях». Мысль понравилась ему. А язык А. В. в это время молол на автопилоте всякую ахинею про самоопределение личности – и А. В. решил не мешать своему языку. Прислушался – вдруг мелькнет что-то любопытное.  Не мелькнуло.

А. В. решительно не понимал, на что тут убили день эти люди, включая его самого. Но тот он, которого он не понимал, похоже, освоился и хорошо вписывался в ситуацию.

Может быть, это и есть пресловутая жизнь?

На этой мысли А. В. внутри кухни все заскрипело, заворчало, заворочалось, как будто туда проникло большое млекопитающее – или совсем уж гигантская птица с улицы.

По спине А. В. поползли крупные (с два рубля) мурашки, а волосы зашевелились, словно хотели бы стать дыбом, да от ужаса не смогли…