«Второй шанс», повесть

—  Но семью Абрамовича тоже трудно назвать семьей, — вставил Макс.

—  А твои заработки мы наладим, — вставил Валерий.

—  Допустим, — подытожил Билли. – Но почему бы тебе не привести нейтральный пример. Скажем, темненькая официантка принимается душить беленькую.

—  Но, Билли, — оторопело сказал Валерий, — эти официантки как раз мне довольно-таки безразличны. Понимаешь, я говорил о дружбе.

—  Валера, — вступил Макс, — а теперь мне стало интересно, если все-таки одна официантка примется душить другую, неужели ты так и останешься в обнимку со своим кофе?

Валерий затравленно оглянулся на официанток. Те стояли в своих обычных позах. Душить друг дружку им явно было в лом.

—  Я вообще-то сижу к ним спиной.

—  Товарищи тебе подскажут.

—  А почему товарищи сами не кинутся оттаскивать бешеную официантку?

—  Ну, во-первых, ты у нас гуманист.

—  А во-вторых?

—  А во-вторых, ты хоть спиной, но ближе. А нам что, через стол сигать?

—  Какая ахинея, — сказал Билли в пространство, даже, пожалуй, в космос, — какая ахинея…

—  Действительно, — очнулся Макс. – Билли, список идей у тебя?

—  Да.

—  Отлично. Значит, за тобой генеральный вывод.

—  Хорошо.

Товарищи расплатились и вышли на летний воздух Москвы. Валерий попробовал объяснить что-то Билли, но тот только отмахнулся с досадой.

***

Алексей Васильевич открыл глаза и посмотрел на молнию на потолке. В этот раз она показалась ему родной и любимой. Перед тем, как встать, Алексей Васильевич попробовал восстановить вчерашний день. Возник образ водки. А. В. замутило. Потом возник образ торта. А. В. затошнило всерьез. Он был вынужден встать (мозг болезненно потыкался в углы черепа), протрусить в сортир и долго, мучительно стравливать, со стонами и невнятными жалобами, переходящими в невнятные клятвы. Потом А.В., умытый холодной водой и слезами, бормоча, открыл окно, вернулся в постель и резко уснул.

Алексей Васильевич открыл глаза и посмотрел на молнию на потолке. В этот раз она показалась ему родной и любимой.  Перед тем, как встать, Алексей Васильевич предпочел забыть о том, что было вчера. В какой-то степени это ему удалось. То есть вчерашний вечер непроизвольно потек в памяти, но как бы фоном.

Там были: нелепые брудершафты, долгое и бессмысленное обсуждение пэрис хилтон, мокрые пьяные поцелуи, шатание по двору, гигантская  луна между ветвей и еще ряд занятий, плохо укладывающихся в слова. А. В. застонал. Потом подвигал головой. Вроде бы она шевелилась на шее.

И тут внутри кухни все заскрипело, заворчало, заворочалось, как будто туда проникло большое млекопитающее – или совсем уж гигантская птица с улицы.

У А. В. поплыл мозг.

Тут несильно хлопнула дверь кухни, и А. В. мгновенно, но с редкой обстоятельностью представил себе там Романа Игнатьевича в голубой майке и траурных семейных трусах.

Секунды тянулись и сменяли одна другую, как если бы слизистые гусеницы доползали до края стола и плюхались вниз.

Тогда А. В. решил навестить свою кухню. Ведь если вдуматься, вряд ли он там встретит что-то страшнее Романа Игнатьевича в голубой майке и траурных семейных трусах.

По пути А. В. рекордным напряжением мозга попробовал восстановить, как именно Р. И. мог попасть на его кухню. Вроде бы восстановил.