«Второй шанс», повесть

Леонид Костюков

Стояла чудесная пора. Ровная летняя погода, такая немного бледноватая, без агрессивной жары, в самый раз для того, чтобы ходить в рубашках. Но уже потихоньку желтела листва, отдельные листики шуршали по асфальту, – и звуки, краски – все говорило о начале осени.  Но осень не воспринималась как увядание, а совсем даже наоборот. Знаете, как в этих кинематографических деревнях, пора там свадеб, урожаев…

Алексей Васильевич стоял у окна и смотрел в пресловутое окно.  А за его спиной, в объеме занимаемой комнаты, располагалась его новая жизнь.

Тогда, отсмеявшись за все 52 года жизни и немного вперед, А. В. посуровел и задумался. Потом отделил от похудевшей пачки денег больше половины, приобрел себе неплохой компьютер и средний телевизор.  И начал смотреть что хотел, попутно выясняя, что же он, собственно, хочет, и вообще, кто он такой. С каким, извините, человеком приходится жить в одной квартире, спать в одной постели и пользоваться одной зубной щеткой. Согласитесь, это любопытно.

В ходе лабораторного исследования были получены интересные результаты.

Подлинный А. В. оказался не прочь понаблюдать за обнаженным женским телом. Но ему искренне не нравились особо откровенные ракурсы и похотливые лица, когда женский рот полуоткрывался, а глаза подергивались пленкой животной тупости.  

А. В. наблюдал, по сути, за границей своей порочности.

А.В., отбросив все предубеждения, попробовал смотреть сериалы и петросяна. Результат наблюдений обескуражил бы другого интеллигента. Сериалы оказались разными – от хороших до полного говна; петросян, впрочем, оказался одинаковым.

Очень постепенно проявлялись предпочтения А.В., как если бы стрелка компаса вращалась в меду. Но через пару месяцев он чаще смотрел хорошее кино, чем футбол, чаще футбол, чем голых баб, и чаще голых баб, чем все остальное.

А не далее как вчера в магазине, когда дрессированная сонная продавщица уже выложила на прилавок пельмени, сметану и чай, А. В. неожиданно для себя переменил заказ. На тамбовский окорок, виноградный сок, душистый бородинский хлеб и помидоры. И, слегка посмеиваясь, попировал сам с собой перед телевизором.

Он отпустил рыжеватую бороду, чтобы было куда посмеиваться.

Пачка таяла; А. В. с мазохистским наслаждением щупал ее тонкую талию. Настал момент, когда голубоватые тысячи можно было перечесть по пальцам одной ельцинской руки, но и тогда А. В. не произвел подсчет. Наверное, он помнил, что его прошлую жизнь сгубила одна голубоватая тысяча, и интуитивно соображал: дело здесь не в количестве.

Он жил и знал – когда деньги кончатся, что-то произойдет. Но, как часто бывает, предчувствие обмануло его по мелочи.

Деньги еще не кончились; он бодро шел, вырезая диагонали внутри дворов, от магазина к дому. Шел, можно сказать, слегка звеня и подпрыгивая. И нес пакет с веселой цветной начинкой – там краснели помидоры, чернел хлеб, зеленел зеленый лук, розовела ветчина и фиолетовела литровая бутылка кока-колы.

И тут А. В. остановила женщина из местных, широкая и плоская, как медаль.  

 

***

Макс вышел из дома. Автомобиль Олега Емельяновича перекрывал ему выезд.

Макс не спеша закурил. Наблюдатель мог бы заинтересоваться и увеличить изображение. Что сделает этот несгибаемый человек? Вытащит пожилого автовладельца из квартиры за шиворот, ногой отгоняя его стенающую жену, и спустит с лестницы (двенадцать с половиной пролетов)? Или, может быть, протаранит доверчивый бок невзрачной машины О. Е. и проволочет ее полдвора, пока она не развернется?

Макс курил. Потом сигарета кончилась. Лицо Макса ничего особенного не выражало. Но лицо сильного человека (см. Дольф Лундгрен) вроде бы и не должно выражать ничего особенного. Макс просто стоял. Потом присел на металлический заборчик, декоративно отделявший газон от тротуара.

Помнится, в тот раз Макс сказал О. Е., что зарабатывает две тысячи в час. Он солгал. В его жизни попадались часы, когда он зарабатывал две тысячи, – так сказать было бы точнее.

И спешить ему, честно говоря, было совершенно некуда.

Страницы