«Ян...», рассказ

Я сигналила всем проезжавшим машинам – ни одна не остановилась. Они пролетали мимо, обильно окатывая меня из луж, и моё платье было заляпано до самого пояса. Мне даже показалось, что они делают это умышленно. Наверное, мой вид был забавен: вся в белом, я отчаянно и безрезультатно махала рукой уже минут двадцать. Ещё немного, и мне некуда будет спешить…

Тогда я вросла в мокрый асфальт прямо посреди дороги, не обращая никакого внимания на зверские гудки. Пока один задрипанный газик со скрежетом и матюгами не затормозил почти возле самого моего носа.

– Ты что, ненормальная?! – заорал веснушчатый парень, выскакивая из кабины и примериваясь ко мне монтировкой. – Жить надоело?!

– В аэропорт! – прошептала я, сдергивая с головы флёрдоранжевый веночек невесты, который забыла содрать с себя дома.

Фата висела на мне мокрой тряпкой, потому что на улице шел мелкий противный дождь. Он был совсем осенний, хотя снова стоял май, и вся улица пропахла распустившимися почками сирени.

– Как дам щас, – неуверенно пообещал парень, во все глаза таращась на мою фату и смятые в кулаке померанцы. Глаза у него были рыжие и совершенно обалделые.

– Улетает... – выкрикнула я, бросаясь в кабину. – Скорей, родненький!

Он ничего не спросил. Только кинул монтировку себе под педали и совсем, как в кино, рванул с места.

Да! Я успела его увидеть. Я даже узнала про нашего Галяна. Но что-то изменить всё равно не решилась. Только через много-много лет мы найдём друг друга и общий дом, который в глазах других больше походил на бивуак, потому что жили в нём два усталых кочевника, обременённых мешком взаимных обид. По сути, совсем не существенных, развяжи их вовремя или просто забудь о них. И вся история наша, которая могла бы стать гимном любви, стала напоминать глупый рассказ, заложенный в сценарий для кинематографа рукой какого-то неопытного и не очень талантливого студента. И кому интересно знать его? У тех двух кочевников была скорее работа, чем семья. И не сохранилось в ней того волшебного блеска, который люди называют счастьем. Цыганка правду сказала.

***

Я держу в руках наше новогоднее сердечко. То самое, с груши. У меня так и не хватило решимости отдать его тебе… Уже тридцать лет, как мы разведены. Отшумели и умчались в неведомую даль наши страсти и нежность. И даже наши разговоры до утренней зари. Но я всё ещё не могу попрощаться с их символом. Ты глубоко-глубоко в земле, но, я знаю, всё так же следишь, чтобы со мной ничего не случилось… И не Дон катит свои волны за оградой, а море, то самое море, на поездку к которому мы скопили когда-то восемь рублей, да так и не поехали… И уже другая степь вокруг – не ростовская, а черноморская… Другая степь с теми же медведками, валежниками и травами… Жизнь продолжается.

«А степная трава пахнет горечью…»