«Янтарная комната», роман

Мира Моисеевна и послала его туда, к Гройсманам, чтобы он увидел, какие бывают девочки. Чтобы сравнил, понял. Конечно, она не ожидала, что Борька влюбится прямо вот с первого взгляда. Но куда теперь деваться? К тому же она и сама – романтик. И её до глубины души трогает вся эта любовь, всё это безумие.

Мира Моисеевна уже два раза смотрела "Принцессу" – и вот пошла третий раз. Чтобы немного успокоиться, ощутить поддержку извне. Вообще-то, тут совсем другая ситуация… Наверное, заболевание крови действительно могло пройти от беременности, от родов. Перестройка, обновление организма, всё такое…

Лично ей о подобном слышать не приходилось. Но был ведь, очевидно, подобный случай! Вряд ли авторы фильма просто взяли да и высосали всё из пальца.

И вот Мира Моисеевна третий раз смотрит – и третий раз плачет. Хотя девушка, как на её вкус, не ах. Если бы в этой роли снималась Сашенька, фильм бы очень выиграл. И вообще: всё у них получилось красивее, чем в фильме. Иногда Миру Моисеевну прямо подмывало подняться с кресла, попросить, чтобы включили свет, и рассказать зрителям, что совсем рядом, на соседней улице, произошла почти такая же история – только куда интереснее. Всё им рассказать! Как Борька выпросил отпуск на шесть дней. Как он ввалился в больницу с цветами. Небось, три зарплаты на них угробил. Сумасшедший!.. Весь в неё, в Миру Моисеевну. Илюша покойный стал бы рассуждать: "Зачем это? И сирень, и розы, и то, и то… Лучше бы что-нибудь одно. Или вообще один цветочек".

Зачем… Да чтобы память была на всю жизнь! Вспоминать до старости. Может, оно десяти зарплат стоит. И люди будут вспоминать. Нет, тут сынок, конечно, молодец.

Разумеется, если бы она знала, что у девочки будет настолько тяжёлое обострение… Не послала бы его тогда, на Новый год. Не стала бы при нём восхищаться, расхваливать Сашу. Но раз уж случилось… раз он так влюбился – не могла же она всё переиграть! "Знаешь, сыночек, пока не поздно – откажись от неё. Да, она чудная, она милая – но зачем тебе такая обуза? Вот она сейчас в больнице, не знает даже, что ты приехал. Что между вами было? Несколько писем? Возвращайся-ка ты в свой Хмельницкий подобру-поздорову".

Да и не было у неё возможности хоть как-то вмешаться… Он ведь и не позвонил, и телеграмму не послал. Заявился, когда она, Мира Моисеевна, была на дежурстве. И бросился прямо в оранжерейное хозяйство за этими цветами, а оттуда – в больницу. Тут же, на глазах у всех, признался в любви, сделал предложение... И девочка согласилась.

Так что же, Мира Моисеевна – злодейка какая-то? Что же она, способна всё это уничтожить? Взять и угробить окончательно больного ребёнка?

Да и не послушался бы её Борька! Он бы только возненавидел мать. Или уговорил бы – как директора загса.

Надо же! За два дня уломал. А баба-то строгая, буквоедка. И вот, пожалуйста – нарушила закон, оформила брак в течение трёх дней. Прослезилась, когда их расписала. Весь загс прибежал смотреть. Да что там – она сама, Мира Моисеевна, прямо исплакалась от умиления! Так оно всё красиво было… Как он её нёс на руках. Из такси, и по лестнице, и по регистрационному залу. Крепкий бычок! А она до чего трогательная! Худенькая, слабенькая, ножки висят. И эти волосы – длинные, густые...

Половина больницы приехала. Таращились на него, как на героя. Да он и есть герой, дурень такой! Победил! Захотел – и получил свою принцессу! Вот и в детстве было точно то же самое: бросится на пол и давай ногами лягаться… "Красная маши-и-ина! Красная маши-и-ина! Красная маши-и-ина!"

Ну что ж, вот тебе твоя "красная машина"...

Она даже не решилась спросить у него… жена ему Сашенька – или пока только на бумажке. Пробыли вместе всего один день. Наверно, у него хватило ума не трогать её, пока она в таком состоянии. Пусть сначала пройдёт полный курс лечения, окрепнет. А Борька пока разберётся со своим назначением. Они ведь должны понимать, что он не может ехать чёрт-те куда с больной женой. Ей и климат нужен мягкий, и медицина надёжная под боком. А не захудалый медпункт.

Даст Бог, всё будет хорошо. Одно не совсем ясно… Мира Моисеевна привыкла говорить с Гройсманами чуть свысока. Врач всегда говорит с пациентами чуть свысока. Но теперь… Вот сейчас надо позвонить Рите. Ну и как к ней обратиться? "Рита"? "Сваха"? И вообще – в каком тоне вести разговор?

Мира Моисеевна сняла трубку, подержала её, послушала длинный гудок… Нет! Лучше так: она сейчас возьмёт четверть курицы, апельсины, коробку конфет, которую ей вчера преподнесли, – и пойдёт в больницу. Сама по себе.

А там уже по течению. Как получится.

Сирень. Си-рень… Войти в сирень – как в дождь.

Господи! Доверишь ли ты мне когда-нибудь делать сирень? По одному цветку. Я умею. Две восьмёрочки – крест-накрест. Крест-накрест. Крест-накрест. Как я хочу составлять из цветков гроздья! Буква за буквой, слово за словом, фраза за фразой. Главу за главой – составлять тяжёлые твёрдые гроздья. Тёмно-лиловые и белые. Крепкие, без ранней гнили, без тайной ржавчинки. Трудиться над ними всю ночь. А под утро – побрызгать их росой. Пусть блестят. Пусть качаются на ветру.

А ещё волна… Пожалуйста! Как-нибудь ночью… Позволь мне приподнять тёмно-зелёный гладкий шёлк и пустить его невысокой длинной волной… Пусть через несколько дней, утром – да, обязательно утром – ласково лизнёт невообразимый чужой берег, лизнёт чьи-то босые ноги, выбросит на песок коричневый клок морской травы, опутавший оранжевую глыбку янтаря.

ВОЛНА. ВОЛНА. ВОЛНА. ВОЛНА. ВОЛНА…

2