«Янтарная комната», роман

Инна Лесовая

Часть первая. Под одним дождем

 

 

"Не бойся, моя девочка!"

"А я и не боюсь…"

 

1

 

Дождь обрушился как-то разом, без подготовки. Сделалось так темно, будто упала тяжёлая штора. И пространство комнаты вдруг определилось: стало ясно, что это всего лишь кубик воздуха, огороженный четырьмя стенами, потолком и полом. Как подводная лодка в глубине дождя…

Взгляд тревожно проверяет каждую плоскость: достаточно ли она прочна.

Хищные зубцы молний, возникающие то левее, то правее. Светящийся корявый росчерк невидимого пера. Без звука... И повисающее за ним ожидание, надежда: может, всё-таки не грохнет? Чем дольше не гремит, тем страшнее потом оказывается взрыв ужасного небесного кашля, сотрясающий каменные стены.

Сашенька знает: гром не опасен. Если уж бояться чего – так молнии. Как раз она, молния, способна запустить в окно свой бледный электрический трезубец. Или стрелу. Или самое страшное – ШАР.

Снова взрыв! И дальние откаты гигантских глыб далеко на небе. ШУМ ДОЖДЯ. Уверенный, ровный, огромный. И в нём отдельные, приблудившиеся звуки не в лад. Капает с карниза. Быстро бежит из водосточных труб. Затормозила машина. Кто-то выкрикнул на бегу неразборчиво несколько слов, хлопнула дверь парадного.

И снова – СВЕТ. Чудовищный оскал. Вздорный график невесть чего. Быстрая подпись, равнодушное согласие на нечто невозможное.

Гроза движется… А может, наоборот – застряла прямо здесь, над Серым домом. Люди заселились сюда совсем недавно, только-только перестали двигать мебель. И вот – будто снова кто-то въезжает. На самый верх, на небо. И этот последний новосёл двигает с места на место свои ореховые шкафы и кожаные диваны. Какой-нибудь самый главный начальник. Адмирал над всеми адмиралами. И жена его показывает небесным грузчикам, куда передвигать, и всё ей не нравится…

Когда дождь чуть редеет, становится видно, что в песочнике полно воды, как в бассейне. И между газонами вода – настоящий канал! В газонах тоже стоит вода с островками земли смоляного цвета. Дождь вытоптал тоненькую травку, поторопившуюся высунуться.

ВОДА. Она несётся пологими водопадами в три тёмные арки. Если бы не арки, она стала бы подниматься между четырьмя стенами… выше, выше, надавила бы на двери – и открыла бы их. Надавила бы на окна – и, хрустнув стёклами, залила бы этот кубик, вытеснила бы из него воздух…

Сашенька начинает дышать чуть быстрее – будто только что вынырнула.

Нет! Вода поднималась бы постепенно, от ступеньки к ступеньке, набирая высоту. И люди бежали бы от неё с этажа на этаж, и вещи выплывали бы из выдавленных окон.

Глупости, глупости, глупости! Вода выдавила бы окна на первом этаже и хлынула бы наружу, на проспект Победы.

 

 

– Саша, сколько раз повторять тебе: молния! Уйди от окна!

И снова строчит машинка. Вопреки дождю. "Так-так-так. Так-так-так…" Это будет фартук. Настоящий! Который можно носить. А после фартука на курсах начнут "проходить" юбку.

Мама шьёт в большой комнате. Она включила настольную лампу. Тусклый свет выбирается в коридор, а оттуда – через маленькое зеркало – в Сашенькину комнату. И кажется, что наступил вечер.

Такого вот ложного вечера Сашенька боится больше, чем молнии, больше, чем грома. От него хочется спасаться, бежать к окну.

Из темноты арки выплывает огромный чёрный зонт. Чёрный резиновый ботик выдвигается вперёд, выбирает между кирпичиком и кочкой – и ступает вдруг прямо в воду. Оказывается, лужа вовсе не такая уж глубокая.

Это доктор Добрина. Идёт непрямо, углами… Левее… правее… широкий шаг на кирпичный бордюр… чёрный каблук уходит в чёрную раскисшую землю… Она направляется к четвёртому парадному. Кто же там заболел? Снова ветрянка, наверно? Свет зажёгся на третьем этаже. Два окна. И от этого стало ещё темнее – будто во двор подтянулись сумерки. За окнами кто-то мельтешит. Старушка. Может быть, доктор Добрина идёт как раз туда. К их малышу.

Что-то долго она не возвращается… Наверно, решила переждать дождь. Молний больше не видно. Только свет временами вздрагивает, бледнеет. А гром – как бы сам по себе, из другого конца мира. Рокочет, будто у неба простужена грудь, и оно дышит с полаивающим хрипом, не решается откашляться. Сейчас доктор Добрина послушает небо своей трубочкой, поставит ему банки, велит пить молоко с содой и маслом…

Сашенька тихо смеётся. Снова принимается ждать.

Вот она, доктор Добрина! Наконец!

Мира Моисеевна пробирается вдоль стены, прижимаясь к ней то спиной, то боком. Куда это она? Ага… Ей нужно и в третье парадное.

 

 

Сашенька влюблена в доктора Добрину. Ревнует её к соседским детям – особенно когда те болеют серьёзно. Поэтому Сашенька радуется, если, проснувшись утром, обнаруживает, что ей больно глотать. Она вообще не любит ходить в детский сад – особенно в здешний, в новый. Хотя у неё уже появились там подружки. Целых три. Но куда им до прежних!

Вообще-то Сашенька всегда предпочитала играть одна. Никто не нарушал спокойного ритма игры, не встревал с собственными идеями, совершенно не представляя себе, что задумала Сашенька. Играть Сашенька могла с утра до ночи. И боль в горле, тем более небольшой жар, никогда не казались ей слишком высокой ценой за такую возможность. Тем более с тех пор, как приложилась к этому краткая, но яркая радость: визит участкового врача.

В старом доме к ним приходила маленькая, очень сутулая Фаина Семёновна, с блекленьким незапоминающимся личиком и тёмными волосиками, заправленными за уши. Голос у неё был слабенький и неприятный, неуверенный… Казалось, ей самой нужна от вас какая-то помощь.

Страницы