«Янтарная комната», окончание романа

Сашенька передвинула вазу так, чтобы цветы не заслоняли лицо Лены. Толкая перед собой стул, вышла на веранду. Недописанное письмо лежало на столике.
В последнее время Юля стала писать реже. Это было грустно. А с другой стороны, говорило о том, что она меньше скучает. Раньше Юля описывала подробно каждого человека, с которым ей приходилось сталкиваться. Учителя, который преподавал в её ульпане иврит. Соседок по общежитию. И жареные каштаны, которые она ела на улице. И новую куртку, на которую долго копила деньги. И экскурсию в Иерусалим… А теперь ей вроде и не о чем писать. Письма стали коротенькие. Разочарованные? Да нет, вроде. Юля знала, на что может рассчитывать. Дядя Сеня всё описывал объективно. Он ведь не Юлю звал в Израиль, а папу. Это папу ожидала должность главного механика на большом торговом судне. А Юле ничего такого не предлагали. Пожалуй, она получила больше, чем ждала.
Впрочем… Знает ли она, Саша, на что рассчитывала Юлька, на что надеялась? На то, что они не вынесут разлуки, сдадутся и переедут к ней? И всё пойдёт по-старому. Папа снова начнёт плавать. А они будут ждать его в стометровой квартире…
Господи! Как они когда-то ненавидели море! Как ждали отца из рейса! Саша в детстве думала, что у девочек, отцы которых работают на берегу, – не жизнь, а сплошной праздник.
Когда отец действительно оказался на берегу, Саша и Юля были уже взрослыми. Никакого праздника не ждали. Но получилось ещё хуже, чем думали. У отца даже лицо изменилось. Вечно какой-то подавленный... И эти вспышки ничем не обоснованной щедрости, эти конфетные горы – на ровном месте, без всякого повода – вызывали горечь и кончались надрывной усталостью.
Наверное, и в самом деле папе следовало уцепиться за новую возможность. Ведь он и механик куда опытнее, чем дядя Сеня. И английский знает лучше. Ясно, что папе не нужна большая квартира и дорогая машина. Но было бы главное: было бы море.
Может, там, в Израиле, и маму сумели бы подлечить. У жены дяди Сени тоже гипертония – причём гораздо тяжелее, чем у мамы. И вот живёт себе, здравствует. И в Италии уже побывала, и в Англии, и в Греции. А мама стала совсем беспомощная. Надо было увезти её сразу. Сразу после первого инсульта! Врач в больнице говорил, что на Западе в таких случаях делают операцию, и человек остаётся практически здоровым. Ну да чего ж теперь рассуждать… Теперь о море и мечтать нечего. Маму даже на полдня нельзя оставить одну. И от неё, от Саши, никакого толку… Нельзя же, в конце концов, Юлю превратить в няньку! Пусть живёт своей жизнью. Пусть поймёт, в конце концов, что она не чей-то придаток, что она отдельный человек, и жизнь у неё тоже отдельная. А они уж тут как-нибудь справятся.

Писать было трудно. Буквы получались крупные и неровные, часто наезжали друг на друга. Юля только глянет на письмо – и сразу всё поймёт. И про Сашино зрение, и про руки.
Саше всегда казалось, что она готова ко всему. Но, наверное, где-то в самой глубине таилась надежда: а вдруг меня, именно меня – самое скверное минует? Хорошо хоть Юля ничего этого не видит. У Саши ещё хватает сил говорить с ней по телефону бодрым голосом.
Если бы и от родителей можно было что-нибудь скрыть!
Саша исписала страницу и задумалась. Глупое, пустое письмо… "Ты моя киса!", "ты моя лапа!" – и ничего существенного. Ну что ей рассказывать? О политике? О телевизионных передачах? Юлька сама может всё это почитать, посмотреть. Разве что про Маринку – как её хвалят в школе бальных танцев. Или вот ещё: как Саша распустила Юлин серый свитер и свой жёлтый – и связала Маринке потрясающую кофточку.
Точно! О кофточке непременно нужно написать! И Юлька поймёт, что и руки, и глаза у неё всё-таки работают.
Саша воодушевилась. Даже писать стало легче.
Тут же пришла на память другая интересная новость. И как она могла забыть такое! Ну, поначалу-то ясно: не хотелось бередить Юлькину рану. Для Юльки это было прямо-таки горе – то, что ей не разрешили вывезти Сашины поделки из янтаря. Саша тогда много острила по поводу бдительных таможенников: оказывается, её "произведения" представляют собой государственную ценность, а она и не догадывалась…
Острила, острила… А здравомыслящая Валечка – когда с деньгами стало совсем уж плохо – взяла да и отнесла её работы в комиссионный магазин. И вдруг за них заплатили очень даже прилично. Саша бросилась разыскивать камни, собранные когда-то её образцово-показательным лейтенантом.
Казалось, янтаря так много… Алёша ещё и распилил его на тонкие пластиночки. Но ушёл весь янтарь неожиданно быстро. Осталась только мелочь и осколки. Ну и то, что выпросила у своих подружек Маринка.
Если бы Алёша не придумал комбинировать янтарь с белым и чёрным песком – ей давно уже не с чем стало бы работать.
А вот оклеивать яйца песочными узорами придумала она, Саша. И хотя с этими яйцами она слегка халтурила (знала, что делает их для продажи) – яйца получались необыкновенно красивые, непохожие одно на другое. И расставаться с ними было жалко до слёз. Маринка каждый раз умоляла хотя бы одно оставить.