«Янтарная комната», окончание романа

10
Он вдруг понял, что не спешит домой. И удивился. Впрочем, виной всему была, очевидно, необыкновенная погода. Приближалась середина октября, но деревья стояли ещё зелёные. И цветы на клумбах, уже отцветавшие, надумали снова расцвести.
Главное – солнце. Такое чудесное, такое ласковое! Он совсем разомлел, разленился, почти задремал на ходу. И всё вокруг будто тоже разомлело, никуда не спешило. Хотелось существовать в лад со всем этим – без забот, без мыслей. Сильно пахло петуньей и медком. Сквозь ячейки забора, выкрашенного зелёной краской, выглядывали на улицу яркие коричнево-жёлтые цветки на тоненьких, почти прозрачных стебельках.
Боря огляделся и увидел старуху. Она рылась неподалёку в цветочной грядке. Он крикнул через забор: "Бабушка! Можно сорвать у вас пару цветков?" – "Конечно, конечно, сынок! – заспешила старуха. И быстро нарвала целый букет. – Бери, бери! Всё равно скоро заморозки". Он стал горячо благодарить, и старуха, растроганная его благодарностью, его молодостью, бросилась обратно в сад и сорвала несколько георгинов, а у самой калитки – ещё и пучок красных сальвий, напоминавших лохмотья. Боря сальвии не любил. Он решил, что оставит их где-нибудь по дороге. Отойдя достаточно далеко, стал было вынимать нежеланные цветы из букета, но вдруг застыдился, вспомнив простодушную щедрость старухи.
Рано утром Боря повёз документацию в областной центр и как-то неожиданно быстро справился. Сашу он предупредил, что вернётся к вечеру, – а значит, она не ждала его и не волновалась.
В библиотеке был как раз выходной, и если бы он поторопился, они могли бы погулять вместе, сходить в парк. Или в лес. Но он не ускорил шаг. А потом остановился и сказал себе внятно и безжалостно: "Не спешу – потому что боюсь идти домой".
Чего он, собственно, боится? Ну да, Сашенька больна. Но ведь когда они поженились, ей было гораздо хуже. И его это ничуть не отталкивало. Напротив! Тут была даже какая-то особая острота – ощущать её хрупкость, беззащитность. Ему нравилось чувствовать себя рядом с ней уверенным и сильным. Так трудно и одновременно так хорошо было противостоять всеобщему непониманию, дурацкому их здравому смыслу!
Кому-то рассказать – решат: сумасшедший. Когда он приехал летом забирать Сашеньку и застал её совершенно здоровой, он был… да! Вот именно – почти разочарован. Будто стали вдруг не нужны никому его сила, его смелость, его великодушие. Вообще – всё лучшее в нём, всё главное. Всё, о чём он даже не догадывался до встречи с Сашенькой.
К Боре вышла совсем другая женщина. Она была лёгкая, она была звонкая, как стрекоза, она всё могла сама. Вот тогда-то он и испугался впервые. Знать, что всё это – временно, что о выздоровлении речи быть не может, оказалось непосильно тяжело. К вечному ожиданию беды он был не готов.
Нет, он по-прежнему любил её. И за два года нисколько к ней не привык. Ни одна женщина не казалась ему интересней, недоступнее, чем его собственная жена.