«Янтарная комната», окончание романа

13
Алёша прошёл по дорожке. Три ступеньки проскрипели знакомо. Он вытер ноги – подчёркнуто тщательно. Нет, не были у него подошвы грязные, и не хотел он произвести хорошее впечатление на "опекуншу". Просто, когда Алёша попадал в зону Сашенькиного притяжения, что-то в нём менялось. Проступала откуда-то изнутри чёткая, несуетливая собранность. Он чувствовал, как меняется его осанка, движение рук. А главное – голос: понижался тембр, звук получался чуть-чуть незнакомый, чужой.
Алёше нравился этот чужой человек. Почему-то нравилось то, что этот человек совершенно не в состоянии употреблять некоторые слова. Неведомо каким образом в его распоряжении оказывалось множество других слов – не совсем обычных, но полезных. Ему и говорилось, и ходилось, и дышалось легче.
Конечно, здесь, в двух шагах от моря, воздух был и в самом деле чище, вкуснее. Но Алёше казалось всё же, что море здесь ни при чем, что дело в ней, в Саше.
При Саше он весь как-то менялся – даже в самом начале, когда она только-только появилась в их доме. Эта больная странная женщина заняла место матери, и Алёша ненавидел её. Мальчишкам на улице говорил о ней всякие гадости, передразнивал её походку. Назло ей много курил и ругался. Но стоило ему переступить порог, ощутить Сашино присутствие где-то на кухне или в спальне – и тут же что-то уличное, грязное съезжало с него, как съезжает большая, небрежно наброшенная одежда. И в дом он входил – враждебный, но чистый.
Чем беспорядочнее и грязнее становилась реальная жизнь – тем больше его тянуло к мачехе. Нет, не советоваться. К "реальной жизни" Саша и раньше не имела отношения, а сейчас – тем более.
То есть, вообще-то… Она вроде бы толково обо всём рассуждает, может и подсказать что-нибудь дельное. Даже в политике разбирается получше многих.
Тогда, в девяносто первом, во время идиотского путча, её московские друзья-приятели кинулись на баррикады. Саша по телефону говорила с чьими-то жёнами, с чьими-то родителями. Всю ночь звонила, плакала от страха… А на следующий день уже они начали звонить – умники её, интеллектуалы, кандидаты... И слышно было, в каком они восторге от своей победы. Прямо-таки трепыхались от счастья! Впрочем, кто тогда не трепыхался? От телевизора не отлипали! Ура! Начинается новая жизнь! Полная честность! Полная справедливость! А Саша слушала эти их восторги, эту телевизионную байду с такой терпеливой жалостью… Будто взрослый смотрит на детей, играющих в войну.
И ведь так оно и вышло, как Саша говорила. Ну прямо сценарий читала! И про Горбачёва, и про Ельцина. И про здешнюю, мелкую кодлу. Действительно, прекрасно пооставались на своих местах! И воруют куда больше, чем раньше. Только боятся меньше…
И всё равно, всё равно – жизнь для неё, как… кино, что ли.
Дверная ручка слегка болталась. Алёша решил, что сегодня обязательно подтянет шурупы. Но вдруг засомневался: удобно ли – хозяйничать здесь, ремонтировать…

Он позвонил. Лариса выглянула через стекло веранды и расцвела от радушия.
– Проходите, проходите, пожалуйста! Александра Аркадьевна будет рада! Вот сюда, пожалуйста!
Она вела его по коридору так, как ведут человека, впервые оказавшегося в доме.
– Сюда, сюда! Александра Аркадьевна! К вам гость.
– Входи, Алёша.
– Привет!
Алёша подождал, пока Лариса уйдёт, бросил куртку на диван, сел напротив Саши.
– Кофе хочешь?
– Хочу.
– Вот кипяток в термосе, а в ящике – растворимый кофе. Сахар не предлагаю. Возьми печенье.
– Давай я пойду на кухню, настоящий кофе сварю.
– Да не ходи ты туда, – поморщилась Саша. – У неё там детское питание, кастрюльки, бутылочки…
– Саша, мне тут отец всякие чудеса рассказывал…
Саша быстро приложила палец к губам.
– Да не бойся ты! Вон она уже на улице, пошла гулять с ребёнком, – он указал подбородком на окно. – Что-то я ничего у вас не понимаю! Она вроде вполне нормальная... Приветливая. Вот я дождусь, пока она вернётся, и нарочно выйду на кухню! Увидишь – она ни слова не скажет.
– То-то и оно, ничего не скажет! – почему-то шёпотом откликнулась Саша. – Даже наоборот, предложит тебе какую-нибудь помощь. – Её пугливый шёпот совершенно не вязался с азартно возбуждённым выражением лица. – С прошлой среды она вдруг стала ласковая. И это не к добру.
– Не врубаюсь! Чего ты опасаешься?
– По-моему, она решила меня отравить!
И Саша рассмеялась – звонко и как-то победоносно.
– Ты с ума сошла, – сказал Алёша и тоже рассмеялся. – Надо же такое выдумать!
– Алёша… Я знаю, о чём говорю. Кажется, здравый смысл – единственное, что мне пока ещё не изменило. Честное слово, это не ранний маразм. У меня чутьё. Вот я сама себя спрашиваю: "А вдруг в ней просто совесть пробудилась? Или Толик тайком от меня провёл с ней беседу… Или кто-нибудь из соседей пожаловался её матери – ну хоть Маша, например…" И чувствую: не-ет.