«Двойник неизвестного контрабандиста», роман

До обеда со «следственной бюрократией» – так Алексей называл для себя процессуальные документы – было покончено. Осталось отдать в канцелярию, и дальше их рассылали в установленном порядке. Он еще раз перечитал их, спрятал в папку, а на поверхности стола разложил изъятые у контрабандиста бумаги. Ни блокнота, ни хотя бы разрозненных обрывков с записями, которые вывели бы на какие-либо контакты Петренко, в Могилеве-Подольском не нашли. Гальчевский принялся пристально – каждый листик с обеих сторон, сантиметр за сантиметром – пересматривать весь пакет документов: а вдруг на них есть случайная запись или хотя бы рельефный оттиск шариковой авторучки, который она может оставить через бумагу?

Когда закончил, обеденный перерыв остался позади – даже не заметил, как пролетел. Но безрезультатно: ни одной лишней записи не обнаружил. Казалось, контрабандист специально побеспокоился, чтобы даже после его смерти не осталось следов, указывавших на сообщника. «Или на сообщников», – поправил сам себя. Если только не они сами об этом побеспокоились... Гальчевский вспомнил о похожем на пробирку пластиковом флакончике с надписью «Нитроглицерин»: его следует отправить на химическую экспертизу, а то чего на свете не случается. В папку легло еще одно направление.

«Похоже, пока достаточно», – он принялся складывать беспорядочно разбросанные документы, и взгляд остановился на протоколе опознания тела. Версию с Кошмалом Заярный распорядился похоронить. А жаль, она была так элегантна.

Вошел Ковач:

– На обед не ходил?

– Нет. Собираюсь в прокуратуру, там и пообедаю.

– Вот и хорошо. Позовешь меня, я тоже засиделся – отчеты на носу. Как продвигается дело Петренко? – Ковач поднял протокол опознания, лежавший на верхушке стопки.

– Как черепаха. Черниенко и Стенский поехали в кооператив, где изготовили керамику, может быть, там что-то выловят, – Гальчевский проследил, как Ковач перечитывает протокол, и после паузы спросил: – Тебе это не кажется подозрительным? Слишком велико внешнее сходство Кошмала с Петренко. Даже люди, знающие его близко, перепутали.

– Если слишком беспокоит, попробуй этого Кошмала копнуть еще раз, только глубже. Например, сопоставь анализы крови – не одна ли група. Поищи родственников, может, они что-то подскажут.

===

Повод заглянуть в краеведческий музей можно было не искать. Необходимость в автобиографии Кошмала миновала, потому что от почерковедческой экспертизы Гальчевский отказался. В ней не было смысла, поскольку опознание определило точно: могилевский труп – это труп другого человека.

Директрису застал на месте.

– Лидия Ярославовна, во-первых, благодарю за помощь следствию. Во-вторых, могу вас успокоить: мы установили, что к попытке контрабанды ваш сотрудник Михаил Владимирович Кошмал отношения не имеет. А поэтому возвращаю то, что взял. Целым и невредимым, – он улыбнулся и выложил на стол автобиографию.

Лидия Ярославовна символически пододвинула документ ближе к себе, а улыбка в ответ окончательно внесла в разговор облегчение, еле заметное напряжение исчезло совсем:

– Видите, как хорошо получается.

– Скажу откровенно, после разговора с вами у меня возникло еще больше подозрений. Неизвестный мужчина в Могилеве умер от инфаркта миокарда, а когда вы сказали, что у Кошмала тоже проблемы с сердцем, то как здесь не усомниться. Кажется, вы сказали, что он даже лежал в кардиологии какой-то винницкой больницы, да?

– В первой больнице. Я сама к нему заходила.

– Я же помню, – и стараясь не менять тон, Гальчевский перешел на другое. – Вчера я был на могилевской таможне. Они обещали задержанную контрабанду отправить к вам сегодня.

– Как раз перед вашим приходом мне сообщили, что из Могилева привезли на экспертизу археологические предметы. Я их еще не видела.

– Сколько нужно времени для проведения такой экспертизы?

– Боюсь, что ничего определенного сейчас не скажу. Наверно, понадобится приглашать специалистов с кафедры археологии педагогического университета. А там каникулы, и неизвестно, кого удастся найти в городе.