Иные Ангелы

         О первом своём осколке. Потому что несерьёзно: война признала своего и поприветствовала шутливым охлёстом, только и всего. Дня через четыре, когда Скала осторожно поинтересовался моим здоровьем (осторожно – потому что выход был засекречен даже от своих), я не сразу сообразил, что он имеет в виду.

         О пролитой крови. Стандартный ответ фронтовика на вопрос по этой теме: "Спроси ещё раз – будешь первым двухсотым, в котором я точно уверен". В самом деле, когда ПТУР входит в миномётное гнездо и там начинает рваться БК, всё заволакивает пылью, и очень трудно определить, что из этого гнезда вылетело: забытый кем-то китель или русская полутушка в кителе. Когда в абсолютной, хоть глаз выколи, темноте ты видишь тепловые сигнатуры⁵¹ в серой зоне и по памяти, по трассерам накрываешь их из пулемёта или, того похлеще, из мухи⁵², в ушах стоит малиновый звон, и очень трудно понять, кричат там от боли или просто кроют тебя матом. Пользуясь традицией, я тоже воздержусь об этом.

         О женщинах на войне. Потому что их мало. И парадоксальным образом оттого сразу становится понятно, что война их не метит единым клеймом, как нас, что они такие же отчётливо разные, как и без войны: от наманикюренных штабных шлюх, открыто презирающих полевых солдат и офицеров, до выведенной с передовой в охранение санбата невысокой смуглой девчонки, плачущей при виде СВД.

         О том, как хоронят друзей. Потому что не приходилось. Немой – он ведь не на нашем ВОПе погиб. Уезжал на дембель, задержался по пути где-то, где собственный наводчик дашки загремел на пару дней в санчасть. В пулемётную точку влетела мина... Немой – потому что заикался он так, что легче было, наверное, понять язык тела ленивца. За исключением тех моментов, когда звонил жене. Здорово это у него получалось: на одном дыхании произносить слова, от которых у обычного человека перехватывает горло.

         О том, как выглядит летящий ПТУР анфас. Потому что просто забыл об этом рассказать. А очень напрасно, это тоже интересный момент: когда человек впервые прощается с этим миром... Я принял его за реактивную гранату. И в сторону кинулся, упал за хлипкую кухонную скамейку только для того, чтобы взрыв не сорвал с моей шеи догтаги⁵³ – знал, как обращаются у нас с неопознанными трупами, наслышан был. Но это оказался ПТУР. Он летит довольно медленно, от него можно успеть укрыться, а главное – он баснословно дорог и снабжён кумулятивной боеголовкой, малоэффективной против живой силы. Не в нас он шёл – во внедорожник Скалы. В отличие от большинства комбатов этой войны, Скала выезжает к нам на ноль всякий раз, как позволяют дела и как выдаётся необходимость что-либо нам забросить. В отличие от большинства комиссаров человеческой истории, Белка вообще пользуется для этого любой возможностью... А летящий ПТУР анфас выглядит довольно неказисто. В момент старта он до черноты обгорает в пусковой трубе, а пламя реактивного двигателя, большей частью затенённое корпусом ракеты, кажется просто струйчатым жарким маревом. В общем – горячий чёрный крестик с круглым утолщением посредине, который быстро увеличивается в размерах.

         О том, разумеется, о чём рассказать невозможно. Посвящённый этому очерк – просто фактология: о том, что, а не о том, как. Для этого нет слов. Если хотите знать, как это, в разведвыходе, найдите в замечательной фильмографии англоязычных познавательных каналов кадры стаи полярных волков в движении, крупным планом, и загляните им в глаза: они пусты и широко раскрыты. В минусе эмоции крайне скудны, им просто неоткуда взяться там, где нет ни страха, ни боли, ни несбыточных надежд, ни нестерпимых желаний,  там, где ты – доминирующий хищник. Иное дело – возвращение...  Невыразимое наслаждение – часы после выхода, когда ты постепенно снова становишься человеком, но в тебе ещё жива память зверя. Потом медаль оборачивается тыльной стороной: человек на нуле и человек в минусе – два разных существа, невозможно без потерь перенести память в иной мозг. Видеть движение ветра волосками кожи, слышать дыхание ящерицы в пяти шагах и в километре с лишним чуять табачный дым, ощущать течение своей тени по листьям кустарников и складкам земли, чувствовать прикосновение тонкой металлической нити сквозь грубую кожу армейских берц – ты навсегда запомнил, что это было с тобой, но не помнишь уже, как это было, память гаснет, вянет, ускользает... И нужна новая доза. Разведвыход – наркотик.