«Из логова змиева», повесть

Когда мы начинали жить в СНГ, время за окном стояло, мягко говоря, страшноватое. Но тем не менее народ дружными стадами стал выезжать за границу, и не на ПМЖ, а просто погулять. Вот и я решила осуществить  свою заветную мечту, совпадающую с мечтой всей невыездной советской интеллигенции, и отправиться на прогулку в Париж. До этого, еще при умирающем Союзе, я уже успела побывать на Манхэттене, но Нью-Йорк был для меня не осуществлением каприза, а острой необходимостью. В Америке прооперировали мою дочку Стасю, как нашим эскулапам и не снилось, причем совершенно бесплатно. Но это совсем другая история.

Так вот, озабоченная последовательной сбычей мечт, предыдущей из которых был употребленный в хвост и в гриву Литинститут, я рвалась в Париж, как скаковая лошадь на скачки. И получив первый гонорар за зарубежную публикацию стихов, тут же помчалась в турагентство. Все оказалось неправдоподобно просто. Гонорара моего на самолет не хватало, зато как раз хватило на поезд с автобусом. Я даже не стала ждать приемлемой погоды и отправилась в Париж прямо зимой, облаченная в китайский пуховик, считавшийся по тем разбойным временам супермодным и удобным. Но хитрожелтые китайцы знали, кому сбывать свою продукцию. После ночных переездов в автобусе я вылезала из проклятого изделия вся в пуху, как недощипанная курица, и вид у меня был отнюдь не европейский. Что, впрочем, не помешало приятным во всех отношениях дорожным знакомствам, одно из которых завелось еще в поезде "Киев–Ужгород". Разместившись в купе и задумчиво выглядывая из него в коридор, я вдруг просто остолбенела. По коридору шел Леша в образе малость потасканного Лаврентия Палыча. Я решила, что вымечтанная поездка в Париж довела меня до зрительных галлюцинаций. С Лешей мы виделись минувшей осенью при весьма пристойных обстоятельствах. Я выступала на его концерте с чтением стихов под аккомпанемент саксофона, а потом мы ужинали в ресторане под присмотром его жены. На прощание, будучи крепко выпившим, он, правда, укусил меня за ухо, после чего мы, несолоно хлебавши, расстались. Конечно, все эти полгода я тосковала по нему почти как по Парижу. Поэтому не слишком удивилась идущей по поезду галлюцинации.

Когда пришло время выкурить первую сигарету, я выплыла в тамбур. Там стоял он и курил. И я убедилась, что это вовсе не галлюцинация, а невероятно похожий на моего бойдруга мужчина.

 – Давайте знакомиться, – любезно предложил он. – Меня зовут Леша.

От этого звукосочетания я не на шутку поперхнулась дымом и с трудом вспомнила свое собственное имя. После тамбурного знакомства Леша-дубль 1 не отходил от меня ни на шаг. Я узнала, что он долго жил на Севере, в Ямбурге, и только недавно переехал в теплые края, то есть в Симферополь. А фамилия у него была, ты не поверишь, Пржевальский. Когда я спросила, говорил ли ему кто-нибудь, что он невероятно похож на Алексея Волкова, Леша рассказал мне чудную историю. Но об этом чуть позже.

Представь себе состояние человека, всю жизнь грезившего Парижем и не чаявшего попасть туда при жизни, в тот момент когда он, то есть я, ранним зимним утром въезжает на Елисейские поля. Забыв и про утомительную дорогу через заснеженную Европу, и про китайский мерзкий пух, прилипший к нарядному костюму, я смотрела из окна автобуса на Париж и действительно готова была за такое счастье просто взять и умереть. И надо сказать, все последующие дни не поколебали моей готовности. Только Лувр не совсем оправдал ожидания, и то лишь потому, что я терпеть не могу музеи, кишащие толпами экскурсантов. К тому же, Лувр съедал у меня те часы, в которые я хотела прошляться по мостовым Парижа до полного изнеможения. Поэтому я с трудом запоминала изобразительные сокровища залов, спеша обойти их поскорее и оправдывая себя тем, что наш Эрмитаж все равно лучше. Эрмитаж, правда, был уже не наш, но эта спорная мысль совершенно не умаляла его достоинств. А вот Джоконду я помню абсолютно отчетливо. Эта стерва, заключенная в стеклянный саркофаг, саркастически смотрела на меня, явно намекая на то, что знает всю мою подноготную. Саркофаг саркофагом, но на всякий случай я отступила подальше, потому что увиденный мной сквозь портрет Моны Лизы мужик (Леонардо в юбке), как мне почудилось, вознамерился совершить насильственные действия. В общем, из Лувра я вышла с облегчением...

Когда мы шумною толпой спускались с Монмартра на Пляс Пигаль, к нам приблудилась огромная собака. Потом приблудилась и хозяйка, оказавшаяся балериной из питерского Вагановского училища. Ее имя было каким-то незапоминающимся, зато собаку звали Дягилев. О, это был тот самый Париж, по которому я мечтала именно так прогуляться! И вот в знаменитом парижском кафе "Ротонда" на бульваре Монпарнас (где, между прочим, начинался роман Ахматовой и Модильяни) Леша-дубль 1, то есть Алексей Пржевальский, рассказал мне за рюмкой анисовой водки почти анекдотическую историю, достойную краткого описания.

 – Когда я во времена перестройки еще жил в Ямбурге, твой друг Волкофф приезжал к нам на гастроли. Однажды он приехал с чувихой, очень смахивающей на актрису Елену Яковлеву, ну, помнишь, ту, что играла стюардессу в "Экипаже".

 – Стюардесса из "Экипажа" – Саша Яковлева.

 – Ну, пусть будет Саша, твоя тезка. На концерте меня специально посадили в первый ряд, чтобы он меня заметил со сцены. И действительно та похожесть, о которой ты говорила, всем бросалась в глаза. В качестве его двойника я с ним и познакомился. Ночью после концерта мы вместе пили на банкете, и я даже подумал спьяну: а что если вместо него удалиться куда-нибудь с этой самой Яковлевой? Но они так скандалили друг с другом, что под утро я просто тихо смылся, не видя смысла участвовать в подобного рода разборках...

Ну что добавить к этому рассказу? Париж – такое сильнодействующее средство, что мне то и дело казалось, будто рядом со мной находится Леша в подлиннике. Во всяком случае, когда Леша-дубль 1 помалкивал. Мне все время хотелось закатить ему скандал из-за "Яковлевой", но я вовремя опоминалась. На обратном пути в поезде "Ужгород–Киев" мои новые знакомые где-то раздобыли гитару. И я полночи пела им свои песни. Леша-дубль 1 сидел напротив и так пожирал меня глазами, как в лучшие времена Леша в подлиннике. Потом в состоянии, близком к трансу, он обещал увезти меня куда я только захочу: на Канары, на Гавайи и на прочие Мальдивы. Я с удовольствием соглашалась, думая при этом, что поехала бы на всю оставшуюся жизнь хоть в зону вечной мерзлоты, лишь бы меня туда позвал Леша Волков...

Ах, как сильно хотелось ей жить! Как хотелось судьбы иной:

Быть знаменитой и почитаемой, и обласканной публикой,

Ездить в Южное полушарие, преимущественно зимой,

И сниматься в кинематографе, скажем, у Стенли Кубрика.

А когда зацветали каштаны киевскою весной,

Как хотелось ей прогуляться по Монмартру апрельским вечером,

А потом заглянуть в "Ротонду" и при народе честном

Прочитать стихи, посвященные первому встречному.

И в набросочках Модильяни тайно себя узнавать,

Там, где юной Ахматовой подмигивает шоколадница,

И вино бургундское медленно в тонкий бокал наливать,

И знать, что на этом свете все еще как-нибудь сладится.

Например, напишется песня, такая, как у Эдит Пиаф,

И споется неповторимым голосом в зале "Олимпия",

Или роман сочинится эдак на двести глав,

И никто не посмеет сказать, что сюжет в нем липовый.

Так мечтала она всю жизнь, сама над собой смеясь.

Ее не любили женщины, а мужчинам она не верила,

Потому что каждую длинную или короткую связь

По Шекспиру всегда сверяла и лишь этим аршином мерила.

Оттого и семейной жизнью жить она не могла,

Ей был ненавистен быт и уюта домашнего сладости,

И когда сгущалась за окнами черно-синяя мгла,

Ей вспоминались иные, очень горькие радости...