«Девяносто первый или путь в бронзу», роман

В пивной на трактирной улице Фома с Изотычем заказали пива с солёными баранками.
– Эх, весна-то какая! Наши в селе уже отсеялись, поди, сенокос на носу, – отхлёбывая пиво, мечтательно разулыбался Изотыч. И, не отличаясь в беседе последовательностью, спро-сил: – А ты про британский пароход слыхал? Потонул где-то. Как его?..
– Читал в газете, – кивнул Фома. – «Титаник», кажется.
– Во-во! Наро-оду потопло! – и снова без всякой связи: – А ты, парень, значится, с Аглаей живёшь, с Яблоковой?
Фома отставил кружку, попунцевел.
– Ну… да, в общем. А тебе что?
– Да и ничего, вроде как. Я ж и мужа её помню, Венедикта. Красавец мужик, офицер. Как выйдет в мундире. Сам высокий, усы завитые. Сгинул на Японской… Аглая убивалась, не приведи Господи! Потом в больницу записалась, воинов увечных отхаживать. Золото баба! А Катерина тебе кто?
– Катька? Товарищ цирковой, кто ж ещё? Она ж как пацан. Мы с ней и выросли вместе, при цирке.
– Угу, угу, – покивал Изотыч и приложился к кружке. Утё-рев запястьем губы, посмотрел Степанову в глаза. – Я тебе вот что скажу, Фомка, ты Аглаю не обижай.
– Да ты что, Изотыч! И в мыслях такого не держу! Как можно?
– Эх, не знаешь ты жизни, парень…

По вечерам в парке Айнаровского работали на облюбо-ванном месте, у павильона «Фруктовые воды». Хозяин заведе-ния, Зиновий Гиршман, не мог нарадоваться новому соседству. Посмотреть выступление акробатов стекалось много людей, и мало кто отказывал себе в удовольствии тут же освежиться газированной водичкой. Выручка росла, и Зиновий всячески благоволил молодым артистам. Перед началом представления он зазывал их к себе в павильон и, рассыпаясь в похвалах, угощал сельтерской, а потом и предложил одеваться у него, в чулане с колотым льдом: к чему, мол, дефилировать через весь город в цирковых нарядах?
Бродячие актёры, не привыкшие к удобствам грим-уборных, готовятся к выступлению, не делясь по половому признаку. Увлечённость работой исключает всякое стеснение. Как-то не до того, и всё же…
– Сегодня делаем руки в руки и голова в голову. Как репе-тировали, – напомнила девушка. – Эх, хочу я тройное сальто попробовать, но надо бы ещё отработать…
Стянув с плеч косоворотку, Степанов посмотрел на Катьку и не смог отвести взгляда. Оставшись в лифе и коротких панталонах в смешных бантиках, с обнажённой грудью, Катька отстёгивала чулок. Не изведанная прежде нежность – а может, жалость – к партнёрше обуяла атлета. Сделав шаг, он осторожно положил ладони на девичьи плечи и привлёк Катьку к себе. Девушка быстро-быстро заговорила, пряча лицо на его груди:
 – Никто меня не посылал, Фома. Никакие не Полосухины. Я сама. Я сама к тебе приехала, Фома… Ну, всё, всё. – Сжались и застучали по мужским рукам маленькие кулачки. – Выход, Степанов! Наш выход!

В Успенске с небывалым успехом продолжались гастроли акробатической труппы Катрин Сазье и Тома Этьена. В том же городке, в небольшой ухоженной квартире, плакала в одиночестве по ночам женщина. Аглая Яблокова, унтер-офицерская вдова.

Блаженны наши дни, когда молоды мы и успешны. Солнце светит единственно для нас и вертится, облегчая путь, навстречу нам планета. Нет в мире силы, способной остановить нас. Не существует обстоятельств, которые бы нас омрачили. И готовы мы расхохотаться в лицо тому, кто скажет, что именно в эти дни мы наиболее уязвимы и беспомощны.

В майский солнечный полдень на станции Успенск вышел из вагона первого класса сухощавый и подтянутый, изысканно одетый пассажир. На привокзальной площади, небрежным жес-том подозвав извозчика, приказал отвезти его в гостиницу «Пражская».
У стойки портье, опустив на пол дорогой саквояж, с силь-ным кавказским акцентом представился:
– Князь Дадиани. По коммерческой части. 
 

Подходящее слово «выбор»