«Девяносто первый или путь в бронзу», роман

Горничная поставила на стол разнос с рюмкой водки и большим графином сельтерской воды. Мельком взглянула на лежащего поверх постели одетым, с мокрым компрессом на лбу, постояльца и на цыпочках выскользнула за дверь. Спустилась этажом ниже и постучала в дверь девятого номера.
– Ну? – спросил Камо.
– Лежат они. У себя в нумере лежат, совсем разбитые. Сегодня и не встанут, это уж точно. И портье проболтался, завтра съезжать намереваются, после обеда.
– А-атлично! – цокнул языком кавказец. – Держи целковый, заработала.

На рассвете, когда барак, куда привёл их Изотыч и где провели они остаток ночи, покинули рабочие, Камо в последний раз наставлял свою дружину.
– Войдёте сначала вы, потом я, скоро. Вы – сразу наверх по лестнице, на чердак. Замок я открыл, заходил раньше. Си-деть тихо. Я прихожу, говорю, что делать. Понятно?
– Понятно-то оно понятно, – вздохнул Изотыч, – только это ж, мил человек, западня. Мышеловка.
– Слушай, какой мышеловка? Я говорю вам, ход знаю сек-ретный. Уйдём.
– А Катька? – насупившись, спросил Фома. – Катьку точно заберут?
– Вай, как надоел со своей Катькой! – рассердился Камо, но тут же смягчился. – Заберут, заберут. Другие люди приедут. Иванович обещал – значит, заберут. Не беспокойся, биджо.
– Ну, значится, с Богом! – Фома Степанов перекрестился.

Городовой Пшёнкин работу свою любил. Бывшему солда-ту нравилось расхаживать по городу с револьвером и шашкой на поясе, подставляя солнечным лучам нагрудную бляху с личным номером, нравилось деланно хмуриться, ловя взгляды хорошеньких барышень, и ежеминутно преисполнятся чувством собственной значимости. Пост у парадного крыльца Приазовско-Кряжского банка Пшёнкину пришёлся и вовсе по душе. Стой, казалось бы, на Александровской площади да глазей на городскую сутолоку, ан нет – порядок прежде всего, кого попало в банк пускать не велено. Ежели барин в сюртуке или визитке, в котелке или шляпе фетровой, – такому наше почтение, не грех и во фрунт вытянуться. А коли, случается, прётся в солидное заведение морда неумытая, сапоги в дерьме – к таким Пшёнкин строг, для таких у него роговой свисток на цепочке имеется. «Пшёл вон, голь перекатная! Знай место».

Вот и в тот день довелось стражу порядка Пшёнкину пе-режить искреннее негодование. Через площадь, прямиком к банку, спешили два мужика. Корыто, гружённое с верхом изве-стью, с прибитыми к нему рукоятями несли они, на манер носи-лок, вдвоём. Городовой нахмурился и разгладил усы, готовясь сунуть под них свисток. Шедший впереди высокий стройный парень показался ему знакомым, Пшёнкин перевёл взгляд на второго, коренастого… и не сдержался:
– Изотыч, ты, что ли?
Мужичок остановился, носилок из рук не выпустив, захло-пал ресницами.
– Федька никак? Григория Пшёнкина сын? Ишь ты какой, «селёдку» нацепил. 
– Я самый и есть, Федька. Вот так встреча! А я вот в поли-ции служу. Как со срочной пришёл, так и сюда, в город. А ты в село давно заглядывал? Как там Фёкла Носатая? Максим Кри-вуля как? 
– Да я уже лет десять не наведывался. – Переминался на месте Изотыч. – Тоже вот в городе, по малярной части. – Он кивнул на лежащие поверх извёстки макловицы и кельмы. – Вот в банк позвали, где-то там забелить нужно.
– Так проходи, земеля, коли нужно. Забеливай. А вечер-ком, может, по чарочке? Посидим, своих вспомним.
– Эт мы завсегда с удовольствием. – Подтолкнул Степа-нова носилками Изотыч.
Вход на чердак, как и обещал Камо, оказался незапертым. Втянув корыто с известью, Фома с Изотычем уселись на засы-панный шлаком пол. Ждать пришлось недолго, придерживая канотье, в дверь протиснулся их предводитель. Изысканно одетый «князь Дадиани» пост у банка миновал без малейших осложнений.
– Всё, проскочили. Теперь сидим, ждём. Тихо сидим. – Ка-мо вынул часы, отметил: – Девять пятьдесят.

В десять часов к парадному входу в Приазовско-Кряжский банк подъехал уже знакомый успенцам автомобиль «Руссо-Балт». Клиентов попросили освободить помещение ввиду предстоящей операции особой важности. Недовольные посетители спускались по лестнице, а навстречу им неспешно поднимался на второй этаж молодой человек в английском костюме, доверенное лицо уважаемого вкладчика, Адама Александровича Свицына. 
В зале важный клиент уселся в предложенное кресло, от сигары отказался – попросил воды. Прислушался. 
Внизу, у крыльца, рядом с автомобилем остановился фа-этон. Из него вышла охрана. Четверо сотрудников Новороссий-ской компании – Свицын никогда не прибегал к услугам полиции – разминались после тряской дороги. Самый молодой из них, поймав на себе взгляд Пшёнкина, демонстративно вынул из кобуры револьвер «Смит и Вессон», отщёлкнул барабан и пересчитал патроны. Шофёр «Руссо-Балта» надавил на клаксон.
В зале представитель вкладчика удовлетворённо кивнул и махнул рукой.
– Начинайте.
– В каких купюрах изволите получить? – Склонился к нему директор банка.
– Лишь бы не в фальшивых, – борясь с зевком, ответил представитель и отвернулся.
Товарищ директора принёс главную книгу, звякнул ключа-ми. Бесшумно отворилась дверь большого, в человеческий рост сейфа. Кассир и счётчик приступили к своим обязанностям.