«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

— Предлагаю часть денег выделить моему театру. Я поставлю шикарный спектакль, вам всем в нем найдется место. Это будет бурлеск, гротеск (Мейерхольд отдыхает) на тему хлеба насущного. Между прочим, Парикмахер, вас я тоже не забуду. Вы украсите многие пустые головы моих героев. А художественное оформление мы поручим Ленчику, великому мастеру метафор. Пьесу я напишу сам. Начало у меня уже есть. Вот послушайте.

Заседание кабинета министров с участием президента.

Премьер министр. Господин Президент, народ кормить будем?

Президент. Не сегодня. Сегодня я иду с внуком в зоопарк.

Открывает сейф, достает банан.

— Это для его любимой гориллы.

Кабинет министров аплодирует стоя… 
 

Увертюра, похоже, затянулась. Через неплотно задернутые шторы смотрела луна косым взглядом. В общем, неожиданно свалилась ночь на безвольные тела присутствующих. Холодная майская ночь.

Дмитрий Сергеевич, а для всех присутствующих здесь просто Митя, прекрасно понимал абсурдность данного собрания. Спешно перекусив парочкой бутербродов, он тихонько перебрался в приемную и устроился на топчане разгадывать кроссворды.    

Часть 1

ПОЭТ И ХУДОЖНИК

О том, как поэт Митя подружился с большим художником Павлом и потерял его.

Митя с детства подавал большие надежды. Он познавал природу родного края во всей ее живописной и музыкальной красе: сушил бабочек, ловил лягушек, мучил кошек. В изобретательности ему нельзя было отказать. Подвески на хвосте из консервных банок? Это было еще до него. Старые кастрюли? Это, безусловно, музыка. Ложки, вилки, толкушка, да все, что можно было утащить из маминой кухни. Новоорлеанский джаз. Хоть бери и  создавай свой спазм-бэнд. Но этого ему было мало. К музыке он добавлял немножко живописи и, конечно же, литературы. «Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал?» Нет, Гоголя он тогда еще не читал, но выдумал свою птицу-тройку: поймал трех кошек, покрасил их, как мог, пятнами, в разные цвета, запряг тонкими ремнями, как лошадей, прикрепил им на спины наклейки со стихами собственного сочинения. Кошки, конечно, орали во всю свою мощь. А когда он ударил, как в гонг, толкушкой по куску железа, от страха кошкам удалось распоясаться и разбежаться в разные стороны. Ловили их всем двором и взрослые, и дети. Стихов Митиных никто не читал, а бить — били. Все кошки были хозяйскими.     

Но он никогда никого не убивал — ни жука, ни червяка. Он был гуманистом. Его интересовала форма души. Он считал, что у животных, кто бы что ни думал, душа все же есть, и эта душа издает звуки, как и человеческая. Все эти междометия — ау, ав, ах, ох — это не что иное, как звуки души. Надо только периодически на эту душу давить, чтоб она не спала мертвым сном. А  надавил на нее, как на пищалку, — ой, ай, ай-ай-ай — душа запела, ожила.

Митя обожал мальчишечьи дворовые компании. Вместе со сверстниками бродил улицами, парками и пугал девчонок — странных существ, которые так ни разу и не открыли ему свою душу. Рыжий, злой, твердый и зимой и летом, осенью он вдруг размягчался, как пластилин, и позволял лепить из себя все, даже чуждые ему формы: носил девчонкам портфели, пел в школьном хоре, не пропускал уроков. Рыжая осень действовала на него, как наркотик. Он мог долго смеяться, подбрасывая вверх разноцветные листья и осыпая ими свою кудрявую голову.
Но при всех своих экстравагантных, а иногда даже и хулиганских выходках учился прекрасно, много читал, умещая в своем хрупком тельце массу мирских противоречий.      

Когда Мите исполнилось тринадцать, в их классе появилась новенькая. Это был шок. Он не разговаривал три дня. Эта звучная Флейта с тонким волнующим голосом глубоко проникла в его душу, пустила там корни-звуки, которые ни одному существу на планете не удалось выкорчевать за долгие годы ни при каких обстоятельствах. Но она не хотела слушать себя внутри Мити, не собиралась прикладывать свое утонченное, звучащее, как морская раковина, маленькое ушко к его груди и благословлять гармонию. Она звучала отдельно. Она ближе других одноклассников подпускала к себе Митю, но даже дружба, которую она себе позволяла, была какой-то очерченной, параллельной, не пересекающейся, без точек. Митя удлинил душу.