«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

Нет, Митя на их свадьбе не гулял, и не потому, что не позвали, а потому, что свадьбы как таковой не было. Не было загса, не было церкви. Просто Флейта перенесла оставшиеся вещи из дома своей матери в дом Павла. А он этого даже не заметил. Ему казалось, что так было всегда.

Мысли об учебе Павел не оставил и через некоторое время уехал в Харьков за своей мечтой. Флейта тоже поехала за своей мечтой, то есть за Павлом, и прошла на романо-германское отделение безо всяких рекомендаций и взяток. В школе она изучала французский. На одном из первых уроков она заговорила на этом языке так естественно и непринужденно, как будто он был ей родным. Может, некий гувернер иль гувернантка еще в далеком восемнадцатом веке запустили в ее гены ток французской крови. А может, все проще. Она, как истинная провинциалка, всегда мечтала жить и умереть в Париже. А почему бы и нет? Но поучиться ей пришлось недолго, всего лишь год.

Как-то, проснувшись утром в чужой мастерской — они часто ночевали с Павлом у его друзей-художников, — она поняла, что совсем по-иному чувствует запахи: пролитый алкоголь, миска с окурками и особенно запахи красок — они пропитывали все ее существо, урчали в животе, приливали к голове и, казалось, проступали на теле. Она встала, попыталась добраться до ванной, и, не дойдя до нее нескольких шагов, потеряла сознание.

Вот так и случился их сын. Жить стало непросто, и Флейте пришлось вернуться в родные края.

Но ее там, похоже, никто не ждал. Войдя в дом, она увидела голые стены, полупустые комнаты и маму, склонившуюся над коробками. Мама недавно вышла замуж. Она сообщила об этом в письме, но там не было ничего о том, что муж ее получил работу в столице, и, стало быть, жизнь в родном городе отменяется.

— Да, дорогая, ничего не поделаешь, мне уже нужно ехать… Ты, конечно, можешь поехать вместе с нами, но какое-то время придется пожить в общежитии, и, сама понимаешь, какие там могут быть условия для ребенка… 

Флейта общежитий не боялась. Но зачем было куда-то ехать, когда у нее здесь семья, друзья… Павел, будущий малыш, Митя. Да и квартира Пашки без ухода пришла в запустение, ее нужно было заново обживать. И она осталась. И правильно сделала. То ли сработал страх, что муж не заберет ее от матери, то ли не хотелось слишком отдаляться, становиться чужой.

Флейта на следующий день позвонила Павлу и радостно сообщила:

— Ну, вот, теперь у меня есть отчим и нет матери.

—  Вот это да. Как же ты теперь одна?..

Но Флейта не считала, что она одна. Маленькое существо, которое уже танцевало в ее животе и подавало ей одной понятные знаки, не позволяло   тосковать. Ей казалось, что ночами она видела не свои, а его сны, потому что в таких многомерных снах раньше ей никогда не приходилось бывать.

Павел приезжал не часто. Даже из роддома ее забирал Митя. Но не будем Павла осуждать. Тогда он действительно не мог приехать, лежал с воспалением легких.

А в те нечастые приезды на каникулы тоже не расслаблялся, отдыхал мало — дни и ночи напролет писал. Флейта разрешала ему подглядывать за сыном. Она светилась, и, казалось, ему виден был этот таинственный внутриутробный мир, точка зарождающейся вселенной сына. И он входил в этот космос весь без остатка… 

Прошло полтора года. Страшное известие застало Павла как раз у холста, дома. Каникулы уже заканчивались, он даже купил билеты на поезд, и вдруг… Мама… Это было невозможно понять. Какая машина… кто уснул за рулем… Зачем? Ничего не укладывалось в голове. Оно не уложилось и впоследствии — ни  через год, ни через три. Информация была вне головы, висела где-то у виска, над глазом, как черное пятно. 

Мама ушла. Казалось, она многое забрала с собой. Пережив по-своему горе, он почувствовал, что стал другим, старым что ли. Свет, тот ореол, который был вокруг Флейты, исчез. Он не мог сказать, что разлюбил ее, нет, но… вдруг понял, что свет этот был не ее, а его, а может, и не его, он только был проводником — смешивал тона, оттенки и разбрызгивал у нее над головой.

После окончания института нужно было возвращаться домой, и он вернулся. По-прежнему много работал, и если смотреть поверхностно, то в жизни его и Флейты ничего не изменилось, кроме одного, но главного.