«ООО, или клуб любителей жизни и искусства», роман

О своем счастье она больше не думала. Но оно случилось. Или ей это привиделось? Свалилось оно внезапно после той самой первой встречи с Павлом. И длилось целых пять лет. Потом так же внезапно исчезло — провалилось, пропало, будто его и не было.  
Павел перестал замечать ее, стал уходить в иные темы, где Айседоре места не находилось. Сначала она, как когда-то Флейта, думала, что это временно, и скоро оно появится — не место, так хотя бы местечко, но увы. Постепенно неизвестные силы вытеснили ее окончательно из его запредельного мира. Было больно. А плакать она не умела. Не плакала даже тогда, когда ощутила, что он проходит сквозь нее, как сквозь призрак. Просто взяла и ушла к другому — чужому и нелюбимому. 

Скрытая энергия одиночества страшнее энергии нелюбви — она бьет током в самых неожиданных местах, жжет сердце и даже останавливает его, когда  вздумается. А запустить его снова не всем и не всегда удается.

Новоиспеченный муж, всю свою молодость проведший по ночным клубам, не способный удержать бизнес, разорившийся, потерявшийся, жил и ел за ее счет. Жил, пил, бил. «Дыр бул щыл», как когда-то писал Крученых. Это как раз то состояние. Именно дыр в их отношениях было более чем достаточно. И в эти дыры проваливалось все — и мечты, и несостоявшиеся любовь и  творчество. Скандалы становились делом обыденным, как завтрак, обед и ужин. Со временем они участились, превратившись в настоящие побоища. Как-то после очередной драки, увидев себя в зеркале, Айседора ужаснулась и впервые пожалела о своем орлином зрении. «Вижу, —  закричала она голосом прозревшей мольфарки, — вижу весь ужас мира на своем лице. Вижу, — казалось, она вошла в транс. — Вижу, но видеть этого НЕ ХОЧУ».

А как можно было научиться не видеть? Войти в невидение, как и в неведение, можно было только одним способом. На ум тут же пришла, замаскировавшись под восточную поэзию, коварная строчка. Айседора  залезла на табуретку, как в далеком детстве, только сейчас она делала это без помощи родителей, добровольно, — и процитировала: «Раз принято считать, что истина горька, я вывод делаю, что истина — в вине». Понимала она ее, разумеется, по-своему.

 — Люди, истина в вине! — прокричала она в пустоту и удовлетворенно добавила: — Будем искать.

 Другого пути она, несмотря на свое ясновидение, так и не разглядела. Опустошив бокал вина впервые без повода и настроения, она громко расхохоталась. Из открытого окна еще долго были слышны обрывки ее смеха, постепенно превратившиеся в старательно выпеваемую разбитую на слоги мантру: «я-най-ду-ее-эту-за-ра-зу-ис-ти-ну». Но уже на следующий день слово «истина» где-то затерялось в ее лексиконе, а через пару недель и вообще пропало. Этого следовало ожидать. Глупо, согласитесь, искать то, чего нет. 

Втянувшись в неиссякаемый круговорот вина в природе, она быстро растолстела, перестала танцевать и в итоге была выброшена из клуба. Директор, знавший ее много лет, конечно, проявил некоторое сочувствие, оставив на время поработать уборщицей.

А муж исчез. Уехал к родне куда-то на север и не вернулся…

Павел, обнаружив отсутствие Айседоры, искать ее не стал. Позже она сама ему позвонила. И тогда на вопрос Мити, куда исчезла его Муза, ответил:

— Айседоры больше нет, а Динка вышла замуж.       

Третья его жена была официанткой. 

Как-то Митя затащил Павла в ресторан. Они посидели, вспомнили юность, потом, вернувшись в сегодня, заговорили об искусстве, и чуть было не поссорились. Митя последнее время любил провоцировать Павла, как когда-то Флейта:

— Если бы я был так талантлив, как ты, я бы уже стал миллионером.

— Успокойся, Митя, мне не нужны деньги. 

— Нормально. Деньги не нужны. А сам-то ты себе нужен? Скоро растаешь. Посмотри, брюки висят. 

— Брось, Мить, если бы ты знал, какой замысел я сейчас вынашиваю, ты бы забыл и как пишется слово «деньги», и как они выглядят.

— Но если я об этом забуду, кто тогда будет расплачиваться за ужин? — Митя продолжал поддразнивать друга.  —  Между прочим, другие пишут и при этом живут — не бедствуют. Никас Сафронов, например.
 

— Сравнил, — улыбнулся Павел.