«После свадьбы», рассказ

Она не помнила этого письма. Они тогда много читали, и он, и она. Читали, что задавали преподаватели, что рекомендовали в библиотеках, что советовали друзья, что попадало случайно, часто всего на одну ночь. «Хождение по мукам» она бы, конечно, сейчас не пересказала, но имя Даши Телегиной в памяти задержалось. Когда это всё было… Им тогда было по двадцать, они были взрослые и, конечно, умные. А умные потому, что читали умные книжки.

А это письмо с датой.

«Здравствуй, моя маленькая! Ты видишь – я улыбаюсь. Мне так же хорошо сейчас, как дома, с тобой. Я ничего тебе не говорю, я только смотрю на тебя, улыбаюсь и вижу твою улыбку – и мне хорошо.

Я прочел «Три товарища». Прочел залпом, почти в один прием. Книга хороша, слов нет, но я настроен против нее. И на то есть основание. Ведь это она, эта книга, заставила тебя сказать, что тебя ждет конец Пат. И это не случайно».

Это письмо она помнит. Тогда ее болезнь опять вернулась в открытую фазу, и она решила, что на этот раз ей не увернуться, что ее время истекает.

«Мы часто говорим о книгах, о судьбах героев, и очень редко задумываемся над главной линией. Было бы, конечно, преступно сказать, что Ремарк написал ложь. Нет. Это правда, мастерски преподнесенная правда. Но почему Ремарк преподнес именно эту, именно эту правду? Или другой правды тогда не было? Врет, была. И кусочек ее он волей-неволей вынужден был показать. Ленц – не Роберт, он тоже жил, и умер, но это был не Роберт, и он – был. Это тоже правда. Так вот, правду Ленца Ремарк не показывает. Почему? А ведь жизнь трех друзей и Пат – ну ее к черту, такую жизнь! Я вообще-то их уважаю, они хорошие ребята, а уж товарищи – настоящие, но жить так нельзя. Можно чувствовать себя отверженным, можно испытать унижение, оскорбление, нищету, болезни, безработицу, все беды жизни можно испробовать, но чувствовать себя обреченным – так нельзя. Конечно, было такое время, витал такой дух времени: были люди, болевшие этим чувством обреченности. Прошедшие войну, познавшие страх перед смертью и получившие в награду за свои раны страх перед жизнью, они не могли уже верить во что бы то ни было. Хотя было еще во что верить. Они не верили в благородство людей, а сами были благородны. Они не верили в бескорыстие и добродетель, а встретились с профессором, лечившим Пат. Они смеялись уверенным смехом знающих людей над великим самообманом – любовью – и вынуждены были признать любовь Роберта к Пат. У них (а может быть, у Ремарка) много противоречий, но выглядят они всё же обреченными. И красноречивее всего об этом говорит Пат – она просто умирает. Выздоровей она – и книга уже не была бы книгой Ремарка. Это его болезнь – обреченность. А ты не хочешь умирать. И я не хочу. И Борька Швидкой тоже не хочет. Умереть мы умрем, все умрем. Но умирать, умирать всю свою жизнь, всю свою жизнь ждать своей гибели и считать свою смерть главной целью своей жизни, ее главным ощутимым результатом, – этого не хочет никто. Неужели нет других, более радостных целей, неужели нет радостных ожиданий и радостных свершений? Есть, конечно, есть. Так почему же Ремарк не покажет мне, как нужно жить и радоваться жизни, а не проклинать ее? Он не мог показать ее? Он не видел радостных жизней? Он видел только смерть и обреченность на умирание? Мало же тогда он видел. Хоть и хорошо видел, но мало. Не всё видел. Во все времена люди бывали добрыми и были довольны собой, когда могли проявить свою доброту. Во все времена были люди, счастливые от улыбки любимой женщины и от улыбки первенца-сына. Во все времена были несчастные и счастливые. Пусть мне Ремарк расскажет, как быть счастливым, как жить, чтобы жизнь радовала, а не осеняла на каждом шагу могильным крестом. А как быть несчастным, это я и сам хорошо знаю».

Смотри, как разошелся! Вот бы Ремарк услышал…

«Так вот, книга очень хорошо и правдиво написана. Во всяком случае, очень ярко и выпукло показан образ жизни этого круга людей, печальная судьба военного поколения, этот горький юмор обреченных. Беру «в свой репертуар» хорошее приветствие – «Салют!» Всё остальное к руководству в жизни брать не хочу. А ты – ты попробуй только умереть, только попробуй, – я тебя воскрешу, слышишь? и заставлю жить, жить, уже только потому, что я без тебя не могу».

Она почувствовала, как наворачиваются на глаза слезы. Он так писал?

«Робби не сумел этого сделать, а я сумею. Я не дам тебе умереть, слышишь? не дам. Ты – вот хочешь – верь, хочешь – не верь – знай: я не боюсь твоей смерти, я не страшусь ее потому, что я знаю: ее не будет. Ты будешь со мной. Рядом. Всегда. Вечность. Вот как. А Пат жаль. Она хорошая. И Роберта тоже жаль.

Вот тебе и «Три товарища». Книга обыкновенной толщины, а отобрала себе почти целое письмо. Ну ладно, хватит о ней.