«Безотцовщина», рассказ

Леонид Лейдерман

               Варваровка

Говорят, что дети, зачатые в любви, обязательно должны родиться.

Во все времена люди сначала женились, потом рожали детей. Во все времена люди, напротив, сначала рожали детей, потом женились. Или не женились.

Мама и папа Лины поженились, когда она родилась. То есть сначала они стали отцом и матерью, а потом уже мужем и женой. Произошло это в 32-м году, когда папе было двадцать два года, а маме двадцать один. Молоденькие, в общем-то, но, с другой стороны, когда же еще рожать детей, как не молодыми?

Если посмотреть на эту женитьбу со стороны родителей невесты, то этой стороны просто не было — мать невесты умерла, когда той было всего восемь лет, а отец спустя еще три года в голод поехал менять вещи на продукты, а привез смертельную простуду. До этих скорбных событий семья держала на Пересыпи лавку. Продовольственную, или, как здесь говорят, продуктовую. Но, видимо, это была мелкая лавка, которая может давать доход на пропитание, но не на спасение при большой беде.

Что же до родителей молодого отца, то они не должны были хотеть этой женитьбы именно сейчас. И не потому, что невеста сирота или что ее семья не дала ей какого-нибудь образования, нет. Дело вовсе не в ней, а в их сыне. Который к своим двадцати двум годам успел не только влюбиться и жениться, но и попасть под молодой советский суд. А суд, рассмотрев его дело в специальном заседании, усмотрел в его взглядах и действиях угрозу Советскому государству. И поэтому не оправдал, на что родителям хотелось надеяться, а вовсе даже осудил. Срок был назначен, видимо, небольшой, потому что к моменту женитьбы был он совершенно свободен, однако прежние планы на жизнь были сломаны, а новые планы еще не сложились.

Семен Шойхет, а именно так звали молодого отца, рос в селе Варваровке,  что под самым Николаевом. Начинался двадцатый век, век бурного развития промышленности, в том числе в Российской империи, в том числе во входящей в нее Украине. Однако до Варваровки это бурное развитие еще не докатилось, и самым крупным промышленным объектом здесь была мельница. Хозяином мельницы (а когда хозяев отменили, то заведующим) был отец Семена — Шойхет Борух (на  русский манер Боря, Борис), по всей вероятности, уважаемый в своей Варваровке человек. Потому что кого же еще уважать и в селе, и во всей округе, как не мельника.

(Предки Бориса Шойхета, судя по фамилии, когда-то были не мельниками, а шойхетами, теми, кто забивает скот и птицу, исполняя принятый в иудаизме ритуал. В украинско-белорусской традиции они звались резниками. На одесских базарах именно в их ловких руках куры и гуси превращались в ощипанную птицу. А в районе Привоза есть даже небольшая улица Старорезничная, которой потом дали имя мало известного в Одессе Куйбышева.)

Варваровка в описываемое время была на пути из Одессы в Николаев, а значит, и из Николаева в Одессу. И если в Варваровке с человеком случалось что-то серьезное, то в больницу такого человека везли не в Николаев, а в Одессу — так надежнее. Вот в какой-то одесской больнице и познакомился Семен Шойхет со своей будущей женой — он приехал проведать кого-то из заболевших родственников, а она тоже пришла в эту больницу кого-то навестить. На таком сердоболии они и пересеклись, а там и приглянулись друг другу.  

Семен был средним сыном в семье, и конечно, его планы на жизнь, как и других сыновей, должны были обсуждаться за семейным столом. В соответствии с этими планами Семен поступил в техникум и, будучи к тому же комсомольцем, что было уже в духе того времени, готовился стать строителем. По тем временам — при чрезвычайно низком уровне образованности населения — техникумы были серьезными кузнями специалистов. Потому что о широкой сети институтов тогда, может, и не мечтали. 

И вдруг эти планы не то что нарушились, а полностью разрушились. Из комсомола и из техникума его исключили, судили, он отбыл какой-то срок (может быть, условный?), и что дальше? И вот вам, пожалуйста, — на вопрос «что дальше?» нужно отвечать уже с учетом того, что он не один, у него семья, их теперь трое. Поэтому, мне кажется, женитьба Семена могла быть воспринята в его доме не совсем своевременной. А впрочем, может, вовсе и не так. Что важней в жизни, комсомол с техникумом или семья и дети? А одесситочка эта — девочка скромная, сразу видно, не вертихвостка какая-нибудь, и в Сёмочку явно влюблена.

Дома его называли «Сёмочка-активный», активность его и подвела.

…Это было своеобразное время. Складывается ощущение, что историю народа и страны делали тогда в основном молодые и, соответственно, не очень зрелые люди. Не очень зрелые хоть философски и политически, хоть по житейскому здравому смыслу. Сначала этих молодых людей пригласили активно участвовать в партийной дискуссии — мол, кто правильнее видит будущее страны, Сталин или Троцкий (за которым, как сейчас пишут, стоял Ленин). Молодые люди (устами младенцев глаголет истина!) с радостью согласились участвовать — а когда это молодые люди отказывались от диспута, хоть кулачного, хоть словесного? Никогда.

А потом те, кто за Сталина, в этой мирной дискуссии взяли верх над теми, кто за Троцкого. И тогда победители обозвали проигравших противников соответственно троцкистами и объявили им уже не теоретический диспут, а практическую войну. И войну не на мирный договор, а до победного конца. Активно. И активный комсомолец Семён Шойхет, который вчера больше верил аргументам Троцкого, за свою веру не в те аргументы стал опасным для целого государства.

Теперь же, когда Семён был уже и мужем, и отцом, но уже не был комсомольцем и учащимся-строителем, зато имел судимость по политическим причинам, теперь, я думаю, тоже собрался семейный совет с повесткой дня — что дальше делать? Было это так или не было, только оказалась молодая семья в Кривом Озере, местечке или городке на границе Николаевской и Одесской областей, подальше от Варваровки. В Кривом Озере начинающий строитель с неполным строительным образованием получил строящийся объект с рабочими и двуколку для необходимых поездок, в том числе из дому на работу и с работы домой. А дома, в снятой для жилья квартирке, ждали кормильца жена и дочь, любимые его женщины. Лине тогда было сколько-то месяцев.

А в тысяча девятьсот тридцать седьмом году Лине было целых пять лет и жили они далеко-далеко не только от Варваровки, но и от Кривого Озера, и от Одессы вместе с Николаевом, — аж на Дальнем Востоке. Здесь ее папа был большим начальником — он заведовал строительством круглых домиков. Такое название, красивое и в чем-то даже игрушечное, носил тамошний деревообрабатывающий комбинат, который делал сборные жилые дома для ОКДВА — Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии.

Когда Лина подросла, она из рассказов мамы знала, что прежде чем попасть в тайгу на берег реки Уссури, побывали они сначала на берегу Азовского моря в Мариуполе, а потом в Мурманске, на берегу моря Баренцева. Такие перемещения можно было бы объяснить пристрастием отца-строителя к водной стихии — как-никак, вырос на Южном Буге. А может, пристрастие было к гидростроительству — в Варваровке знаменитый наплавной мост (да еще и разводной!), а и в Мариуполе, и в Мурманске — порты. Может, поэтому возил Семен Шойхет по стране свою маленькую семью? Но было же рядом Черное море с портом в родной для мамы и самой Лины Одессе — зачем же искать так далеко? То есть не в этом пристрастии было дело. Так в каком же? Об этом мама Лине не рассказывала. Или сама не знала? Отец сказал «Поехали!» — собрались и поехали?..

Не в пристрастиях было дело, а в опасностях. В Кривом Озере, видимо, прознали про крамольное прошлое молодого прораба. Наверное, косились, а может, что и отказали в работе. Вот тогда и решили молодые Шойхеты (может быть, вместе со старшими решили), что мало уехать из Варваровки, надо уезжать из области вообще, и подальше. Подальше от крамольного прошлого. Почему именно в Мариуполь — неизвестно. Кто-то там их ждал? Может быть.

Мариуполь — не какое-нибудь Кривое Озеро. И там не только порт. И строек там — выбирай! И успокоился Семен Шойхет, и втянулся в новую работу и в новую жизнь, и когда предложили ему вступить в авангард советского народа — партию большевиков, он согласился. И вступил. Правда, не сказал при этом, что состоял уже один раз в комсомоле, но — троцкизм попутал… А может, что и сказал. А ему в ответ — что, мол, не бери в голову. Мало ли что по молодости…

Есть основания полагать, что именно так оно и было. Потому что…

…Когда говорят, что Сталин заставил всех бояться, это правда. Вот спрашивают, есть или нет на войне страх. Конечно, есть. А как еще должен реагировать инстинкт самосохранения на реальную угрозу? Вот так и на Сталина реагировали. Как на реальную угрозу. И свободе, и здоровью, и чести, и жизни тоже. Страх был. Но вот когда говорят, что Сталин заставил всех быть подлецами, — это неправда.

Есть основания полагать, что компетентные органы города Мариуполя получили запрос на Шойхета Семена Борисовича, уроженца и так далее, бывшего комсомольца, отбывшего приговор суда. Запрос на предмет того, не в Мариуполе ли он… И ответили органы на запрос, что таковой, действительно, был, но — вот незадача! — выбыл вместе с семьей. Причем выбыл в неизвестном направлении… А ведь выбыть он мог только потому, что дали ему выбыть. Иначе он сначала выбыл бы из партии большевиков. А так — выбыл в целости и сохранности и с партийным билетом в кармане. И выбыл туда, где не ищут, — на Крайний Север. В Мурманск.

А и там нашли. И опять не догнали. Значит, и в Мурманске не захотели выдать непутёвого большевика путёвым служивым главного энкавэдиста Николая Ивановича Ежова. Опять выбыл. На этот раз на крайний — Дальний — Восток. В уссурийскую тайгу, в село Лесозаводск (вот уж где не ищут!), в Отдельную Дальневосточную армию.

А армией этой командовал маршал Василий Блюхер.

Дальше можно не продолжать. Где Блюхер, там, по версии НКВД, заговор против товарища Сталина, сотрудничество с японской разведкой и диверсионно-террористическая организация.

Отец Лины был арестован и сгинул в неизвестности. Так Лина лишилась отца.

Мать с Лииой и ее младшей сестричкой (только-только родилась) в том памятном всей стране тридцать седьмом году уедет в Одессу, оттуда завезет Лину, уже большую девочку (пять лет не несколько месяцев!), обратно в папину Варваровку, к бабушке с дедушкой. Там Лииа, оставшаяся без отца, на некоторое время (до октября 41-го года, то есть всего-ничего на четыре года) останется и без матери тоже. Зато привяжется (возраст-то еще как привязчивый!) к бабушке и будет долго помнить, как в специальной маленькой посуде готовила на кухне те же блюда, что и бабушка, только вкусней, чем бабушка. По крайней мере, так говорил ей дедушка.

А в октябре 41-го в Варваровку на грузовике приедет мама с незнакомо подросшей сестричкой и с совсем незнакомой тетей Дусей, чтобы забрать и Лииу, и бабушку с дедушкой в эвакуацию. Лииу заберут, а бабушка с дедушкой ехать не захотят, и Лина теперь останется без них. И не на время, как недавно без мамы, а навсегда. Потому что в Варваровку придут фашисты, которым, в отличие от Лины, не понравились ни дедушка с бабушкой, ни их фамилия Шойхет.

 

Страницы