«Булгаков, оставшийся неизвестным»

Выслушав  рассказ о  беседе  с цензором, она была  потрясена  моей выдумкой, и  главное – немыслимым в хорошо известных ей  советских  условиях  результатом.  И  воскликнула: «Ну, Мариэтта, я вас всегда считала умной, но теперь  считаю гениальной!». Мы праздновали победу  над цензурой.                                                  

2

Когда в начале 80-х  я начала   работать над «Жизнеописанием Михаила  Булгакова» – сначала  без надежды на печатание, –  то  поставила перед собой несколько задач.

Первая: не спекулировать на трагедии писателя. Это не  так просто  объяснить. Тогда во многих статьях о нём появлялось булгаковское – «За мной,  читатель!». Введённое в текст  без всяких кавычек,  оно невольно выдавалось за своё, авторское, как будто автор статьи сам всё это пережил,  как бы отождествляя себя с Булгаковым.  В любом  надрыве, эмоциональном пережимании мне  виделся  элемент спекуляции, неэтичное  желание поживиться за счёт  трагических  обстоятельств   жизни  писателя. Я  старалась писать холоднее, академичнее – так, чтобы факты говорили сами  за себя.

Вторая задача: не писать того, чего я не знаю, и не беллетризовать («Он  закурил и подошёл к окну»).

И третья задача, тоже  очень важная для меня: не выдавать неизвестное за известное.

И все последующие   годы, –  когда я уже опубликовала биографию Булгакова в 1988 году и написала  ещё ряд биографических статей, –  мне действительно удавалось узнавать всё больше и больше о нём. Например, спустя  многие годы удалось узнать о судьбе Жуховицкого. Поскольку, что бы там ни писал Борис Соколов в своей  «Булгаковской энциклопедии» о том, что прототипом  доносчика Алоизия Могарыча  был  друг дома Сергей Ермолинский, мне сказала лично Елена Сергеевна – сначала неохотно, но потом с некоторыми подробностями, – что  прототипом  послужил  Эммануил Львович Жуховицкий,  переводчик  с английского,  непременный участник приёмов в британском и американском посольствах… Его роль всем была известна. Считалось, что    этот Жуховицкий кончил Оксфорд. Елена Сергеевна рассказывала, как Булгаков возмущался: «Человек учился  в  Оксфорде, чтобы потом…» –  и  повторяла жест Булгакова, который стучал костяшками пальцев по столу. Когда Жуховицкий к ним не приходил недели две-три, Булгаков говорил ей: «Послушай, позови этого подлеца!!». Булгакову нравилось над ним издеваться  –  наблюдать,  «как к 11 часам вечера тот буквально начинал подпрыгивать и вертеться, потому что  должен был донести о разговоре с Булгаковым сегодня же, а  его задерживают…» У Булгаковых часто в доме бывали разные «стукачи» – и этот Жуховицкий, и Штейгер, и актриса МХАТа  Ангелина Степанова. Характерная  запись в дневнике Елены Сергеевны об  обеде в посольском доме американцев: «…Конечно, Жуховицкий.  <…> Мы с Мишей  оба  удивились,  когда   появилась Лина С. На прощанье Миша пригласил  американцев к себе. Лина С.  сказала:  “Я тоже   хочу  напроситься к вам  в  гости”».

  Почти всегда (почти! – но не всегда, что очень важно и наводит на грустные размышления) (грустные потому, что, значит, осведомителем могла быть Е.С. –Г.А.) кто-нибудь из них присутствовал при встречах Булгаковых с американцами или  англичанами у них в квартире или на даче у иностранцев. Ходил ещё к ним   некий  Добраницкий, и  Булгаковых всё время  мучили сомнения, кто он:  друг или  нечто совсем другое?

Мне тоже очень хотелось это узнать. Но  я не могла найти никакой информации об  этом человеке,  пока, спустя лет 10 – 12,  не догадалась, что надо смотреть  расстрельные  дела в архиве  ФСБ, открытом после конца советской власти… Можно было бы, конечно, понять это и пораньше – как иначе могли они кончить?.. И  я действительно  нашла там их дела и прочитала. Да, оба они – и  Эммануил Жуховицкий, и Казимир  Добраницкий – были осведомителями. Оба были арестованы в 1937 году и расстреляны. И я об этом написала большую статью – «Осведомители в доме Булгаковых»(1995).