пятница
«Булгаков, оставшийся неизвестным»
Несомненно, у них дома всё это обсуждалось, Елена Сергеевна буквально жила романом. Вообще-то с бесовским ведомством, каковым была Лубянка (со всеми её меняющимися названиями), нельзя, как известно, заключать никаких сделок. Но у Елены Сергеевны была, наверное, удачная сделка. Её харизма могла так подействовать, что её условия – выполнялись. Всё началось, я думаю, с внешней разведки. Ведь она без конца ездила в буржуазную Латвию. Просто так никто бы ей ездить не позволил. Значит, выполняла какие-то задания, и к этому можно отнестись снисходительно. Это не охота на людей у себя дома. Но всё-таки те, кто сидел за столом Шиловского, – все до одного погибли. Кроме него.
…Все исчезли, кто сидел за столом Шиловских, а её муж остался. Елена Сергеевна помогала потом детям, лишившимся отцов… а что она могла ещё сделать? Во всём романе – глубокая трещина внутреннего трагизма. Не видеть, не чувствовать этого нельзя. Наверняка Елена Сергеевна выдвинула своё условие «бесам»: сохранить Шиловского и Булгакова, не трогать их. Она была женщиной невероятного обаяния, и с ней нельзя было не считаться.
Не нарочно же я туда её записываю, просто нельзя идти против очевидности. Посмотрите, Булгаковы без конца встречаются с американцами в посольстве, к ним домой тоже всё время ходят американцы. И это в 35-х – 36-х годах! Почему им такое позволялось, а больше – никому? При встречах присутствуют либо Жуховицкий, либо Добраницкий, Штейгер или Ангелина Степанова. Но в нескольких случаях нет ни одного осведомителя. Я узнавала у многих знающих – могли ли такие встречи с иностранцами проходить без осведомителей? Исключено – ответили мне.
Закончу тем, что скажу: тридцатые годы нашему сознанию пока неподвластны. Человеку свойственно не верить, что такое возможно, поэтому я понимаю тех, кто обвиняет меня в очернении Елены Сергеевны, в клевете на неё. Только прочитав подряд рассказы и повести Георгия Демидова или Варлама Шаламова, можно понять, и то не до конца, как жили и что чувствовали советские люди того страшного времени.
Добавлю ещё вот что: В. Виленкин когда-то сказал мне, что Сталин был постоянной темой в семье Булгаковых. Но что они говорили о Сталине, этого мы, пожалуй, уже не узнаем.
Как не узнаем, о чём говорил Булгаков с Н.Эрдманом, нередко приезжавшим к нему из ссылки тайком. Е.С. говорила, что более интересных разговоров она в их доме не слышала.
И не узнаем, о чем говорили они с Пастернаком, три часа просидевшим у постели умирающего писателя. Можно утверждать, пожалуй, лишь одно: Булгаков не мог не рассказать ему о своем «закатном романе».