«Круиз по Стиксу», роман

Она стояла на задней площадке, вглядываясь в свое отражение в темном стекле. Автобус был полупустой, и рядом с ней никто не стоял. Она видела свои глаза, огромные и блестящие, и они казались ей удивительно красивыми. Она хотела любоваться ими, но не получалось, прошедший вечер не давал. Она хотела думать только о том, что с такими глазами еще не все потеряно, что на свете много других людей, которые заметят их, что на Вадиме свет клином не сошелся. Но не могла. Чувствовала себя растоптанной. Уничтоженной. Болела гордость – не любовь. Любовь молчала скромно: в самом деле, как можно его любить после этого?! Стыдно вспомнить. А гордость кричала: и ты еще смеешь думать о нем?!

Надо выходить. Марина повернулась к выходу, и парень, сидящий на заднем сидении лицом к Марине, поспешно встал и тоже пошел к двери. Он вышел  первым и подал ей руку, и только теперь Марина заметила, что это человек, а не просто темный силуэт.

- Спасибо, – машинально сказала она, сходя.

- Я тебя провожу, – он зашагал с ней рядом. – Расстроенным девушкам лучше не ходить одним по темным улицам.

Марина от изумления приостановилась: какой нахал!

- Идем, не стесняйся, – ухмыльнулся он. – Далеко живешь?

- Я сама дойду.

- Да не бойся! Я не собираюсь к тебе приставать. Просто мне в ту же сторону, да и поздно уже.

- А… Ну, тогда иди. Улица – не моя собственность.

Они зашагали рядом. И правда, было уже темно и неуютно, хотя час не такой уж поздний. Навстречу  шла шумная компания подвыпивших парней, веселый говор, пересыпанный матами, оглашал тихую улочку. Парень взял Марину под руку и отвел к обочине, заслонив собой. Марина была почти благодарна ему. Компания прошла мимо, оставив за собой шлейф перегара.

- Видишь, сколько уродов шатается! Кто знает, что им взбредет в голову при виде одинокой девушки: сделать ничего не сделают, но напугают или гадостей наговорят… Ты идешь с работы?

- Нет. Я учусь еще.

- Где?

- В музыкальном.

- Молодец! А на чем играешь?

Марина улыбнулась: какой настырный! Уже и разговорил ее!

- Такое большое, черное, с белыми полосками.

- А, знаю. Как стол?

- Не всегда. Иногда как небольшой шкафчик…

- А курс какой?

- Последний.

- Хорошо тебе! Скоро окончишь. А потом?

Марина пожала плечами:

- Уеду отсюда.

- А вот это уже плохо… Ну, ничего. Еще ведь не завтра уедешь, правда?

Они подошли к ее дому.

- Ну, я пришла. Спасибо за компанию.

- Ну, до свидания.

Она поднялась по ступенькам. Он не сделал ни малейшей попытки удержать ее. Стоял и смотрел вслед. Странный какой-то!

- А чего провожал? – крикнула она, открывая дверь подъезда.

- Понравилась, – сказал он так просто и естественно, что она не нашлась что ответить. Пока думала, он повернулся и пошел прочь.

 

А на следующий день было воскресенье. Она ждала, что Вадим придет или позвонит. Наутро происшедшее показалось дурным сном, неспособным зачеркнуть их отношения. Глупость какая! Ну, растерялась женщина! Он ее уговорит. Не может же он порвать с Мариной! А как они будут жить без их свиданий, разговоров, объятий и игры в четыре руки?

Но часы бежали, а он не приходил.

Тогда она позвонила ему, хотя раньше никогда этого не делала из гордости: как это, первой звонить парню?

Он сразу снял трубку, и по тону его голоса она поняла, что вчерашнее ей не приснилось. Голос был настолько чужой, что Марина бросила трубку. Она заметалась по комнате.

Телефон зазвонил снова, и Марина бросилась к нему.

- Да? – крикнула она, и в этом "да?" было все: любовь, нетерпение, мука и радость.

- Марина, не надо бросать трубку, – ответил его надменный голос, и она едва совладала с собой.

- Я тебе не звонила, – солгала она так уверенно, что он поверил и сбавил тон.

- Тогда прости.

- Как дела?

- Все так же. До свидания.

- Пока.

Она застыла. Трубка в руке рыдала короткими гудками.

Боль поднялась в ней волной, достигла апогея и вдруг пропала. Словно что-то лопнуло и схлынуло. Покой и опустошение. Усталость. Она доплелась до дивана и упала ничком.

Когда она подняла голову – в комнате было темно. Может, она спала? Может, уснула посреди слез и мыслей?

Рука затекла, и она едва смогла выпрямить ее. Но в голове было пусто и светло. И отчетливо прозвучал голос: никогда.

Никогда он не сможет переступить через ту женщину. А Марину он любит! Но ту – еще и боится. Его поставили перед выбором, и он выбрал  не Марину. И в этом – ее счастье. Ибо всегда между ними стояла бы она – его мать. И кого бы он ни выбрал, она все так же незыблемо будет стоять между сыном и его женщиной. Потому что ее воля сильнее, чем его. И как бы ни сильна оказалась его женщина – ей всю жизнь придется бороться за него.

 А Марину сия чаша минула.

И спокойно, отрешенно она увидела его, лишенного ореола, который давала ему любовь: слабого, хвастливого, избалованного маменькина сынка, тщившегося казаться сильным и умным. Что нетрудно среди их девчачьего царства. И она, Марина, тоже попалась на эту удочку. Стыд и позор ей. А ведь она сразу разгадала его! А потом этот вальс Шопена… Это Шопен сбил ее с толку!

Она лежала в темноте и прислушивалась к тихим шорохам. Это уходила ее любовь.

 

А наутро он подошел к ней в училище, виноватый и несчастный. И она подумала, как же были они предусмотрительны, что держали в тайне свои отношения все эти  годы! Она ответила что-то банальное, как и должна ответить обычная знакомая. Отвела глаза, с радостью ощущая, что шаги уходящей любви ей вчера не привиделись. Она таки ушла!

 А у него – нет. У него вернулась. И ему плохо. И он не хочет отказываться от нее. Но боится. И говорит, что придет к ней днем, потому что вечером занят.