«Круиз по Стиксу», роман

- У вас везде романы, – поддакнул Алексей.

Марина достала платок и вытерла горло. Вольский продолжал разглядывать экран.

- Нехороший узел!.. Знаете, как ее звали? Тамара!.. Среди Ксюх, Галек, Надь и прочих – одна Тамара на весь поселок! Красавица! Пшеничная коса до пояса и очи долу!.. Только ее мамаша!.. Не поверишь, Леша, ночью удирать пришлось!

Марина окаменела.

Они еще что-то говорили, смеясь, потом Вольский повернулся к ней.

Глаза его мгновенно изменились – стали внимательные, серьезные. Марина заглянула в них, и ей показалось, что она смотрится в зеркало.

- Душенька, я не хочу вас ни пугать, ни слишком обнадеживать. Завтра возьмем пункцию из этого образования, и ответ решит все. Если опухоль доброкачественная, я уверен, мы вас вылечим без хирургического вмешательства. Лечение длительное, но такие узлы иногда исчезают. А если ответ будет неблагоприятный – тогда нужна срочная операция. Думаю, и в этом случае все обойдется… Вы не должны бояться.

Марина молчала.

- Вы меня слышите? – насторожился Вольский.

Марина разлепила спекшиеся губы:

- Алексей Павлович, вы не могли бы на минуту оставить нас?

- Конечно, конечно! – заторопился тот и быстро вышел.

У Марины мелькнула мысль, что он ушел, чтобы не быть свидетелем, как Марина передаст заезжему медицинскому светилу деньги за консультацию. А с чего бы еще, в самом деле, ей надо было остаться с ним наедине?

Вольский с интересом рассматривал ее, игриво развалившись в кресле. Он ждал. Марина молчала.

- Что вы хотели? – наконец не выдержал он.

Марина глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду.

- Я так счастлива, – медленно начала она, с трудом подбирая слова, – я так счастлива, что это, наконец, случилось… А ведь я могла бы прожить всю жизнь и так и не встретить вас…

- Хм… – улыбнулся польщенно Вольский, и взгляд его стал насмешливым.

- Мне хотелось хоть раз заглянуть вам в глаза и спросить, что вы чувствовали, когда среди ночи сорвались, бросив шестнадцатилетнюю девочку… Вы поняли, что натворили?

- Вы о чем это? – подобрался Вольский.

- Я всю жизнь вас ненавидела. А теперь я ненавижу себя. Вы хоть понимаете, на какую жизнь вы обрекли и ту девочку, и ее дочь?!

- Какая дочь, истеричка? – подскочил Вольский.

- Мне противно думать, что в моих жилах течет ваша кровь. Я готова вскрыть себе вены, чтобы слить эту гадость. Боже мой! – схватилась за голову Марина, – я и не знала, что я – Аскольдовна! Мать ни разу не помянула ваше имя. Язык сломаешь – вот и все, что я знала о вас.

- Ты… Ты?

- Да, я. Я – дочь Тамары, той самой, от которой вы бежали сломя голову. Которую злые дети  в селеньице, где все про всех знают, дразнили байстрючкой. Вы знаете, что пережила моя юная мать, какого позора она натерпелась? Вы сломали нам обеим жизнь – и ей, и мне. Какое счастье, что я могу вам это сказать!

- Не может быть… Ты…

- Можете проверить. Она до сих пор живет там. Вы должны помнить это место. Если бы вы знали, как мне хотелось иметь отца! Но вас – не хочу. Ненавижу. Ненавижу вас. Ненавижу себя, что произошла от такого наглого породистого кобеля. Мать травилась. Еле выжила. Лучше бы – не выжили мы обе, чем такая жизнь, какая была  у нас.

- Подожди… – он схватил ее за руку, но она вырвалась и почти выбежала из кабинета.

 

Палата продолжала утешать тучную женщину. Марина вошла и стала собирать вещи. Все оглянулись с завистью на нее.

- Выписали?

- Да, – ответила Марина.

- Мы так и поняли, что у вас не может быть ничего серьезного. Зря вы так волновались.

- Я не волновалась, – ответила Марина, складывая больничную постель.

- Ну да! Всем жить хочется! – оскалила беззубый рот худая старуха на соседней койке.

- Ошибаетесь, – ослепительно улыбнулась Марина. – Не всем.

Она вышла под возмущенный ропот. Навстречу по коридору бежал Алексей Павлович.

- Что вы такое сказали Вольскому? – крикнул он ей.

- Правду, – пожала плечами Марина и пошла к выходу. 

 

 

День был солнечный. Марина доехала до конечной остановки и вышла в поле. Сумка с вещами оттягивала ей руки – а ведь собирала в больницу самое необходимое! Как много вещей надо человеку! Он обрастает ими мгновенно. Зачем? Туда, куда она скоро попадет, можно идти налегке. Марина покрутила сумку в руках и зашвырнула ее в кусты.

Небо было высокое и синее, луга цвели одуванчиками, и вокруг никого не было. По пути часто попадались места стоянок человека – шашлыки жарили, догадалась Марина. А что, недалеко от города. На уикэнды тут собирается много людей.

Счастливчики! Могут беззаботно жарить мясо… радоваться жизни…

А отчего бы и не радоваться?

Марина легла в травы, заложив руки за голову.

Небо бездонное. Интересно, что там в вышине? Или наоборот, не ввысь. Вглубь, туда, где медленно течет черная река и Харон катает на плоту туристов… Правда, билеты выдает в одну сторону…

Даже интересно узнать. А что тут такого. Всем придется пересечь эту реку. Цветы ведь не плачут, осыпаясь?

Какой жалкой была эта толстая баба!..

А она, Марина, не дрогнула… Дрожала, правда два месяца до этого…

Она даже почувствовала странную гордость.

А как гордо умирали осужденные на смерть! На расстреле, на плахе. Под танками. Она сможет. Одно маленькое усилие – и она тоже не подкачает.

Слить поганую кровь. Она чувствовала гадливость к себе. И эта сволочь со смешком рассказывает первому встречному, что у него был роман в Лесном тридцать два года назад!.. 

Марина вскочила на ноги.