«Рябит полутонами звукоряд...»

Мария Луценко
Нино и Али

– Ну почему они, скажи, Али,
любовь дарить друг другу не могли,
сквозь тело плавно тело пропуская?
– Почём мне знать, любимая Нино.
Им не дано... Природой не дано
любить, как мы. Беда у них такая.
– Али, вдали опять идёт война.
Зачем друг друга косят племена?
Ведь человечьи рёбра не стальные!
– Всё на погибель здесь обречено,
что рождено, прекрасная Нино.
А мы – из стали, что нам остальные...
– Али-Али –  семь метров от земли – 
Ты видел, как топили корабли?
Жгли города? Им горя было мало!
– Ты лучше благодарной будь, Нино!
Бранить своих создателей грешно
за то, что далеки от идеала.
– Али, они такие чудаки!
На страны мир делить, на языки – 
народы, перекраивать пространство,
им данное взаймы на краткий миг!
– Нино, Нино, скажи мне напрямик,
тебя пугает наше постоянство?
– Нет-нет, Али, ну что ты! Нет, Али!
Но чьё-то солнце снова не спасли – 
и катится в алеющую жижу,
и ночь подходит с плачем к алтарю.
– Моя Нино! Я на тебя смотрю
и кроме Света ничего не вижу...
Прим. «Нино и Али» – скульптурная композиция влюблённых мужчины и женщины в городе Батуми, названа в честь героев одноимённого романа Курбана Саида «Али и Нино». Символ любви во время войны, а также символ дружбы грузинского и азербайджанского народов. Скульптор: Тамара  Квеситадзе.
 

Сторож сирени
 
Тоскуй по ней, серей, серей,
верстай чужие километры.
А я пойду стеречь сирень,
которую тиранят ветры.
Опять её нахальный май
задумал покорить нахрапом,
но сколько ветви ни ломай –
в ответ не бьёт по грубым лапам.
Другая бы сочла за стыд
работать в сторожах убогих,
а мне судьба – стеречь кусты
от хитрых глаз, от рук жестоких.
А мне – стеречь сирень с тоски,
затем стеречь, что очень редки
пятиязыкие цветки
на кончике пушистой ветки.
И каждый волен отщипнуть
бутон, счастливый, по примете.
Серей по ней, меня забудь,
мы друг за дружку не в ответе.
Пускай пасёт стихотворень
тебя от бед, любви притворыш.
А я пойду стеречь сирень –
сирени в мае нужен сторож.
 
 
Коль дано выбирать
 
Коль дано выбирать, где тебе умирать
и развеивать пепел, –
то не в этой дыре, где дотла прогорел,
словно вовсе и не был. 
Коль дано воскресать – то над миром плясать,
улыбаться пошире,
и пускаясь во флирт, подносить белый мирт
разрушителю Шиве.
Знают все наперёд, радость жизни вернёт
удивительный Холи,
медно-рыжий шафран разнося по дворам,
отвлекая от боли,
от печали о тех, с кем сложнее вдвойне
выжить – око за око.
Синий смех, жёлтый смех, алый смех в пятерне
у весёлого Бога.
Коль дано выбирать, где тебе умирать,
если все надоели, – 
поезжай наугад – чем не мил Сринагар,
или солнечный Дели?
Там буддийский Адам, долговязый, как жердь,
режет сочное манго,
и горящие лодки, несущие смерть,
тонут в зареве Ганга.
Там навстречу весёлой худой шантрапе,
как закланный барашек,
с колокольчиком тихо бредёт по тропе
одинокий монашек.
Вот и глуше – тоска, и слабей – обертон.
Вдоль всего променада
колокольчик: – Дин-Дон! 
Медно-рыжий: – Дин-Дон!
Что тебе ещё надо…
 
 

 

Страницы