«Собачий тупик», повесть

– И раньше нам звонили только по папиной работе, – задумчиво отозвалась Ниночка. – А теперь-то вообще… Наверное, что-то с телефонной линией. Не может быть, чтобы два месяца ни одного звонка.

Рука с мухобойкой жила отдельно от патрицианки, словно главной ее миссией было противодействие упрямо продолжавшейся мушиной свадьбе. Мухи совсем распоясались. Они громко нецензурно переругивались, вероятно, хватив лишнего. Лезли в драку. Прямо семейный скандал.

– Я по делу Моисея...

Пужайло приходилось уворачиваться то от боевой мухобойки, то от окончательно загулявших мух.

– Не напоминайте мне об этом мерзком подонке! – взвизгнула хозяйка, и участковому на миг сдалось, что всё каким-то чудом вернулось на круги своя и перед ним прежняя заносчивая Ниночка во всем своем блеске. – Пусть вкалывает на зоне и ущерб мне возмещает! Я думала, что он мой друг, а он ждал подходящего момента…

– Но я убежден, что не он опустошил ваш сейф.

– Я осталась одна, без средств к существованию! Я продала все, что было в доме! Я сплю на раскладушке, которая норовит меня прихлопнуть, как мышеловка. Питаюсь, как бомж. И собак моих забрали! Соседи распускают слухи, что на мыло… Но я все равно пойду их искать!

– Вам бы работу найти, – осмелился посоветовать центурион.

– Мне? Работу? А если выяснится, что я беременна? Тогда мне нельзя переутомляться. Я отвечаю перед мужем за нашего ребеночка.

– Вы имеете в виду гражданина Шапкина Жоржа, рецидивиста, за плечами которого четыре ходки? Все знают, что ему ещё давно… это... бультерьер... ну... это… откусил... Какие ж дети? Было бы как пописать.

– Что вы врете! Это недоразумение. Всё с ним в полном порядке! Наверное… А в данный момент он бизнес открывает. Или в депутаты баллотируется. Сильно занят. Но очень скоро за мной приедет. Он бы позвонил, но телефон не работает!

Ниночка стукнула воинствующей мухобойкой по телефону. Телефон звякнул и протяжно застонал.

– Очнитесь, Нинель Германовна! Повторяю, я уверен, что Моисей не виноват, а его держат за решеткой уже два месяца. Ему, поверьте, там совсем не сладко. Спасите его. Ради памяти Германа Валентиновича спасите.

– И не подумаю! Он во всем виноват! Вы с ним сговорились надо мной издеваться. Это доставляет вам удовольствие! Ничего, вернется Жоржик и отомстит вам за меня! С ним шутки плохи. Даже папа боялся с ним спорить. Будете знать, как меня обижать!

***

Сны бывают удивительно реалистичными. Особенно у лунатиков. Особенно с Пересыпи. Бывают вещими, бывают философскими. А бывают и последними. С первого кадра, с первой ноты этого сновидения пациентка реанимации Еврейской больницы на Мясоедовской знала, что читает последнюю главу своей земной эпопеи.

Сну предшествовали сначала лай и вой целой своры собак, рычанье, истошный женский крик. Потом сирена скорой помощи, тревожные разговоры врачей по рации с больницей. Опять сирена, визг тормозов автомобиля у приемного отделения. Такое беспокойство! То ли дело – сон. Все чинно, благородно. И привычно: бьющий копытами стол, скатерть из красного бархата. Собаки Белка и Стрелка в медицинских халатах. И возможность потанцевать прямо в убогой больничной рубашке, невзирая на то, что голова, лицо, руки и ноги забинтованы, как у мумии. Идиллия танца Ниночки нарушалась лишь тявканьем собак.

– Не шумите, – попросила она из-под окровавленных бинтов. – Я, к вашему сведению, в данный момент умираю, а вы ведете себя, как последние скоты. Говорили, что должен быть тоннель со светом в конце. И умирающий стремится к этому свету. А я здесь с вами застряла. Уймитесь!

– Незачем было подкармливать стаю одичавших бродячих псов, – проворчала Белка. – Невозможно догадаться, что у них на уме. Они же все бешеные.

– Сидела бы дома, ничего не случилось бы, – поддакнула Стрелка.

Ниночкина мумия продолжала самозабвенно кружиться в танце:

– Они были такие несчастные и голодные. Никак не ожидала, что они окажутся так по-человечески неблагодарны.