«Собачий тупик», повесть

– Ну и ладно. Не заплачу. Никому не нужны эти хоромы среди трущоб. Никому они счастья не принесли. Хозяйку бешеные собаки загрызли. Что может быть страшней такой смерти? Герман Валентинович еще раньше помер. Даже я в СИЗО насиделся. Как говорится, от сумы и от тюрьмы...

– Скажи спасибо, что с твоим делом разобрались. Чем теперь займешься?

– Сейчас покажу.

Повеселевший Мосичка убежал.

– Моисей – добрая душа, – акцентировал сам для себя Пужайло. – Патрицианка покойная его в тюрягу, а он ей – оркестр на похороны, чтобы достойно в последний путь проводить.

Мосичка, запыхавшись, явился в сверкающем костюме Кармен.

– Подамся в травести-шоу, – заявил он центуриону. – Меня давно друзья зовут работать в ресторане.

Пужайло брезгливо поморщился:

– Ты же хороший повар. В том же ресторане на кухне работать можно. А костюмчик у тебя, конечно, клевый.

Мосичка пустился в пляс. Ему действительно удавался страстный испанский танец. К тому же он очень ловко управлялся с кастаньетами.

– Повар я посредственный. В душе я артист. А сейчас я – Кармен! Меня любят все мужчины! Глядишь, я и ваше сердце, Станислав Антонович, когда-нибудь завоюю.

Бывший раб так раздухарился, что схватил скрипку.

– Она ж без струн, – заметил участковый, опасаясь, что игра под фонограмму может затянуться.

– Отросли! Струны на скрипках, оказывается, они как хвостик у рептилии, – отрастают! Я сам видел! – взахлеб рассказывал Мосичка, тыча скрипку под нос Пужайло.

И правда, струны были как живые – сами собой вздрагивали и издавали тихие мелодичные звуки.

Конечно, никуда участковый бы не делся – выслушал бы, как миленький, игру Моси на свежеотросших скрипичных струнах, но внезапно в дверях появились степенные сизоносые грузчики и втащили в помещение мраморную скульптуру женщины в натуральную величину. Дыша вчерашним перегаром, они поставили ее посреди холла, и всучив центуриону копию накладной, ретировались.

Мосичка продолжил танцевать вокруг мраморной патрицианки, приговаривая:

– Вот и давно заказанную статую хозяйки привезли. Можно ее на могилку водрузить, а можно здесь оставить, как ею задумывалось. Мы снова вместе! Теперь надолго. Только ролями поменялись. Я теперь хозяин. Если так пойдет, из презренного раба сразу в патриция перевоплощусь.

Статуя скривилась и возмущенно вскинула брови. Центуриону показалось, что ей не хватает крякающей мухобойки, чтобы огреть пляшущего раба по легкомысленной башке.

Пужайло взмок. Чтобы вытереть пот, он снял фуражку. Мосичка остолбенел – никогда еще он не видел участкового с непокрытой головой!

– Красавѐц вы, Станислав Антонович! Красавѐц! – всплеснул Мося руками.

Пужайло расплылся в смущенной улыбке.

Жужа, наблюдавшая эту в некотором роде неординарную сцену с мягкого помурлыкивающего коврика в углу, потянулась, зевнула и сказала сонно:

– Так мне свезло с этими олухами, что улетать неохота.