«Собачий тупик», повесть

– Ты уверена? – засомневался отец. – Хотелось бы. Я ведь не вечный. Выходит, одна надежда на твоего Жоржа. Но меня все-таки терзают сомнения. Из тюрьмы прямиком к нам... «Осужден за разбой и мошенничество» – ты точно уверена, что его подставили под уголовный срок?

– Папа! Как ты можешь такое говорить! Ты же знаешь, что такое наши суды! У меня сейчас будет нервный припадок!

– Ладно, ладно! Успокойся! Он самый лучший. Верю, верю, – присмирел Герман Валентинович.

***

Свои чаепития Герман Валентинович частенько стилизовал под водкопития. Чай пил из граненого стакана и всегда занюхивал мяту и бергамот рукавом халата. На месте занюхивания даже образовалось характерное пятно. Ниночка всячески поощряла ритуалы родителя, полагая, что в предотвращении запоя все средства хороши. Однако она вполне резонно опасалась чрезмерной услужливости Моисея и на время файфоклока самолично приковывала его к табурету на безопасном расстоянии от чаёвничающего папы. В это время домработник обычно чистил столовое серебро, суча ногами, пританцовывая и напевая блатные песни. Герман Валентинович, в другое время безжалостно пресекающий приверженность Моси к шансону, в момент поглощения жидкостей был очень снисходителен и не обращал внимания на выходки раба.

– Пора у фильтра для воды картридж менять, – например, говорил он.

Мося, если не слышала Ниночка, отвечал в большинстве случаев нагло:

– Ой, не пугайте!

– Узнай, какая на них сейчас цена.

– Подорожали наверняка. У нас все дорожает. Завтра, так и быть, осчастливлю их своим звонком. Их менеджер уже узнает меня по голосу. Говорит – голос у меня неповторимо мелодичный, что вполне естественно для такого музыкально одаренного человека, как я.  А цены, однако, в этом Цептере кусаются, но я непременно добьюсь грандиозной скидки – сестерций в двадцать.

– В Цептере цены всегда были выше крыши, – печалился патриций.

– Зато, говорят, качество…

– Моисей, я тебя умоляю, когда меня не станет, старайся сдерживать Нинель от излишних трат.

Мосичка важно кивал.

 – Если подойти с умом и не роскошествовать, сбережений хватит на долгие годы. Но я боюсь, как бы она не растранжирила все сразу. Она до сих пор не понимает, что деньги с неба не падают и любят счет.

– Она может. Хобби у нее такое – деньги тратить, а потом на жуткую усталость жаловаться. Я тоже мог бы быстро деньги тратить. Но для денег мне надо было насиловать себя с детства и вместо того, чтобы шить куклам костюмы, – пиликать на скрипке с раннего утра и до позднего вечера. Тогда бы я играл лучше Давы Ойстраха. Но я не хотел составлять ему конкуренцию. Поэтому у меня денег нет. Но если бы были, я бы первым делом купил фирменные струны на мою скрипку и канифоли побольше, а не сто разных вазочек, как Ниночка.

– Ты не особенно язык распускай. Не дай Бог, услышит! Отравит и не задумается.

– Так следить, чтобы не тратилась, или помалкивать? – обижался слегка Моисей.

– Следить, следить. На тебя надеюсь. Только ума не приложу, кто тебе станет зарплату платить, если меня не будет? А может, тебе «вольную» дать? «О, вольность, вольность, дар бесценный! Позволь, чтоб раб тебя воспел!»

– Не-а, не надо… Это не решение вопроса. Есть одна мысль. Можно по совместительству подвизаться. Меня в Индустрию Отвлечений танцевать приглашают. Вы же знаете – я гениально танцую. Представьте себе – яркий свет, музыка, я весь в перьях и стразах. Как настоящая королева из сказки. Но постойте, не рано ли вам о смерти думать, Герман Валентинович?

– Об этом думать никогда не рано, особенно в моем возрасте и при моих болячках. Что-то мне – нехорошо!  И не до танцев мне – подагра замучила. Задняя левая как огнём печет. «Завязал» вот сразу после обеда, а боль ещё сильнее. Может снова «развязать», так хоть легче – в беспамятстве-то.       

– Ой, я вас умоляю, а кому сейчас хорошо? – парировал по привычке Мосичка.