«Янтарная комната», окончание романа

6
"Не бойся, моя девочка".
"А я и не боюсь. Мне давно уже не было так хорошо. Только вас жалко. Тебя. Толика. Юлю".
"Не думай о нас. Решай сама. Поступай так, как лучше для тебя. Врачи считают, что ты можешь слышать меня. Велят говорить с тобой всё время. Не стесняться и говорить вслух. Я пробовал. Не получается. Может, ты всё равно меня слышишь?"
"Слышу. Как жалко, что я не могу тебе ответить! Неужели из-за этого мне придётся вернуться?"
"Последние годы я почти не говорил с тобой… А теперь не знаю, о чём говорить. Послезавтра приезжает Юля. Она каждый день звонит. Неужели ты не дождёшься Юли? Толику продлили бюллетень. Мы договорились в хирургии: ему прямо тут сделают рентген и если всё хорошо – снимут гипс. Он неплохо держится, Толик… Я боялся – будет хуже. Маринка взяла отпуск. За свой счёт. Этот дом… Зачем мы вообще затеяли его строить?! Если б не он… Ума не приложу, почему проломилась плита! То, что мы оба не убились, – просто чудо! Даже не верится: грохнулись с такой высоты – и так дёшево отделались! Перелом… лёгкое сотрясение мозга… А ты испугалась, глупенькая. Главное – виноват я, старый дурак. Решил: вот, будет дом как дом, со всеми удобствами… Что теперь с ним делать? Маринке он не нужен. Ей весь ваш посёлок давно уже осточертел. Теперь она выйдет замуж за иностранца и уедет в Европу. У неё кто-то есть… Ты же знала, наверное? В Греции, вроде бы… А может, ты… ради неё? Решила таким вот образом её освободить, развязать ей руки? Напрасно, напрасно… Она, кажется, именно так и думает. Может, ты вообще всем нам хотела развязать руки? Я ведь только делал вид, что не понимаю твоих намёков – насчёт хорошей женщины. Но какой-то я… Никто мне не нужен. У меня ведь и друзей настоящих никогда не было. Ну, кроме Кости. Костя вчера звонил. Откуда-то они узнали… Кто же это им сообщил… Вроде бы Дима. А Дима откуда узнал? Костя, конечно, обижен. А мне и в голову не пришло – кому-то писать, звонить! Ни о ком не вспомнил… Не до них мне. Тем более не до твоих друзей и подружек. Я ведь всю жизнь ревновал. А тут смирился. Размечтался. Вот, будут люди к тебе приезжать – вроде на дачу. Писать картины, музыку сочинять… Море, садик, книги… Ну, как у Волошина в Крыму. В твоей избушке людей ведь и поселить негде. А так – жили бы прямо семьями, сколько захочется. Тебе было бы веселее. И вообще… А получилось вон что… Я ведь собирался положить плиту потолще. А потом подумал: лишняя возня. Вот-вот начнём класть доски… И ехать в больницу я напрасно согласился. Не стоило ехать туда… Да хоть бы мы оба к чёрту насмерть разбились! Дурочка моя, зачем ты это сделала? Ну, да тебе виднее. О нас не беспокойся. Не слушай меня. Если тебе лучше там, где ты сейчас находишься, – там и оставайся".
"Я не знаю, где нахожусь. Вокруг ярко-синее, ярко-малиновое пространство. И какие-то огромные жёлтые квадраты. Что-то поднимает меня и тяжело поворачивает в воздухе. Неужели я снова надену на себя это тело? Это сношенное, уродливое тело… Для чего мне снова мучиться? Ведь все вы прекрасно обойдётесь без меня! Кажется, я начинаю чувствовать пальцы правой ноги... Ещё раз войти? Натянуть постепенно, как чулок… второй… Зачем? Неужели только ради того, чтобы оправдаться? Это ведь так получилось: мне было очень плохо. И я забыла, что совсем недавно проглотила сразу две таблетки. Папочка, я нечаянно! Ты мне веришь?"

Так хотелось бы сотворить снегопад! Собственными руками. Каждую снежинку! Собирать из снежинок хлопья. Направлять их вниз и чуть наискосок. И медленно идти сквозь этот снегопад, вытянутыми руками раздвигая его, словно занавес.
Я хотела бы, чтобы слова падали на страницу, как снежинки. Я хотела бы просто писать слово "снег". Много-много раз: "снег"… "снег"… Две или три страницы. Белыми буквами – по белой бумаге:

(пустые страницы)

2006, 2012