«Янтарная комната», роман

Кажется, я тебе не рассказывала, как видела их на улице в последний раз. Мы встретились случайно возле универмага. Мама разговаривала с Лидией Петровной, а Алла Николаевна кокетничала с Юлькой. Смотрела на неё исподлобья, хихикала и носком туфельки ковыряла землю. И Юлька тоже хихикала, и тоже ботиночком ковыряла землю. На вид Алла Николаевна была ничуть не моложе Лидии Петровны. А глазки – как у девочки. Представляешь: она меня стеснялась! Будто я теперь – взрослая, а она так и осталась маленькая. Моргала, моргала… Совсем седая! А щёки – ярко-красные. Наверное, из-за высокого давления.

Бедная мамочка! Она хотела скрыть от меня то, что они умерли. Смешная… Разве я не знаю, что люди умирают? Особенно старушки. Кажется, именно в ту ночь они мне приснились. Очень нарядные, свеженькие, в длинных платьях. Я утром рассказала об этом маме…

По-моему, у них утечка газа была ещё тогда, когда мы жили в той квартире. Я часто слышала запах, но не понимала, откуда он.

А сегодня мне снились руки – снова те же, под водой, в мокром песке. Всё, как тогда, только ты не успел. Ты бежал, бежал, но не приближался. Я сама собралась с силами, дёрнулась тебе навстречу и выбралась на берег. Так что если и будет обострение, то, во всяком случае, не слишком тяжёлое.

Юля ушла в школу без плаща, без зонта. Вот-вот должна вернуться…"

Сашенька сидела в кресле и слушала, как непроспавшийся дождь угрюмо топчется по двору. Тяжёлый, прямой, хлопает галошами по лужам. Казалось, он направляется к парадному. Сейчас поднимется по лестнице, войдёт в дом и попросит, потребует чего-то невозможного.

16

Консульская машина подвезла Гройсмана прямо к проходной порта. Аркадий попрощался, ещё раз горячо поблагодарил. Он старался выглядеть довольным. Зачем разочаровывать людей? Они хлопотали, потратили на него время…

Конечно же, он не узнал ничего нового. Да Аркадий, собственно, ни на что уже и не надеялся.

За последние годы он прочитал десятки книг и статей о Сашенькиной болезни. Сам мог бы давать консультации.

Аркадий давно знал, что доктор Барнард здесь совершенно ни при чем. Просто в те страшные дни, когда Сашенька впервые попала в больницу, когда они с Ритой ничего ещё не знали об этой болезни, – чуть ли не в каждой газете писали о Барнарде. В витринах Союзпечати можно было увидеть его фотографию – рядом с толстяком в пижаме. Аркадий в подробности не вникал. Совместимость… несовместимость… отторжение… донор... Он понимал одно: Барнарду удалось сделать невозможное. Так почему бы ему не сотворить очередное чудо?

Тогда, в больнице, в первые же несколько дней Аркадий столько всего насмотрелся, наслушался... Врачи, следуя последним веяниям, старались быть объективными, говорили откровенно. А он по старинке считал, что они щадят его, стараются утешить, внушить, что всё не так уж страшно. Вот и получалось: раз его утешают таким образом – то что же предстоит им на самом деле? Аркадий содрогался, встречая в коридоре больницы беленькую девочку в инвалидном кресле, высохшую, с восково-тёмным лбом. Ещё страшнее была толкающая кресло усталая и безразличная, со всем смирившаяся мать. Каждый раз его будто молотом по голове ударяло: "Меня ждёт то же самое! И меня, и Риту, и Юлю".

Он всматривался в Риту, пытался разгадать: то ли она притворяется, то ли до неё не доходит, то ли она – по счастливому своему характеру – не может поверить в плохое. Наверное, она решила, что раз Сашеньку – такую лёгонькую, свеженькую, румяную – выписали из больницы, то, значит, ребёнок выздоровел. Как после ветрянки, после коклюша.

Аркадий так и не решился ни разу серьёзно поговорить с Ритой. Жалел её. Да и вообще – не готов был с кем бы то ни было делить свалившийся на него груз. Но когда Сашенька попала в больницу второй раз – Рита сама заговорила о Барнарде, стала теребить Аркадия. "Ты же обещал!"

Несколько лет он не мог попасть в рейс на Кейптаун. А потом вдруг подвернулась такая возможность. И начальство пошло навстречу.

Зачем ему это нужно было? Наверное, для того, чтобы исполнить свою дурацкую клятву, доказать себе и другим, что ради дочери он действительно способен на всё. Что если где-нибудь, в каком-нибудь уголке мира появится… новое лекарство… или там… новый способ лечения – он доберётся туда, он добудет. Только бы появилось, пока не поздно.

Из-за поездки в госпиталь он так и не купил ничего интересного. Деревянные фигурки, которые всучил ему накануне парень на припортовой площади, были не ахти какие. На рынке такие же стоили, конечно, гораздо дешевле. Просто парень был уж очень симпатичный. Он уломал Аркадия ещё и на две блузки – огромные, белые, с аляповатыми синими узорами.

На главной палубе резвились два матроса. Лили из чайника кипяток в щели. И, настигая подошвами очередного таракана, громко ликовали: "Още един комунист!" От кого-кого – а от болгар он уж никак не ожидал такого. Аркадий сделал вид, что не понимает их слов. Прошёл мимо, поднялся к себе.

Дочери с портретов смотрели, как он переодевается, укладывает покупки. Обе улыбались – слабенько, едва заметно. Перед рейсом он – по давно заведённому обычаю –сводил девочек в фотоателье. На новых фотографиях они выглядели ничуть не старше, чем на предыдущих. Можно было оставить прежние. Раньше они так быстро менялись! Увидишь издали на причале – не сразу и узнаешь. Более того – в этих меховых шапочках они казались ровесницами. Может, потому, что Юля пошла в него. Или в Риту. Тоже крупненькая, коренастая. Они с Ритой даже побаивались, как бы Юля не растолстела. В детстве она смахивала на мальчишку, а теперь, наоборот, в ней появилось что-то подчёркнуто женское. Не юное. А ещё и серёжки... Они и Сашеньку делали взрослее, но всё же не так.