«Девяносто первый или путь в бронзу», окончание романа

– Никто не помнит, – спросил Дубинский, – старик Шубин, он только в шахтах бродит или в любом подземелье?
– В голове он обычно бродит! – прикрикнул на него Вадик, ободряя, в том числе, и себя. – Из головы его и гони!
И обернувшись к прижавшейся Эдит, прошептал ей в са-мое ухо:
– Идеал близок. Мы умрём в один день. Ты – лучшее, что произошло в моей жизни.
Он даже ощутил не совсем уместное сейчас желание, но сдержался – мешало присутствие третьего, Володьки Дубинского. Дёрнул подбородком от уже ненужного познания – не всё, оказывается, можно себе позволить, даже если за этим наступит смерть.
Невыносимо медленно двигалась стрелка часов. Гнету-щая тишина синтезировала звуки: шорохи, свист, скрежет… Взбредали в голову поверья о привидениях, неугомонных духах подземелий.
– Я сейчас, мне надо.
Эдит встала и ушла вглубь хода, оттуда послышалось журчание. Вернувшись, опустилась рядом с Капитоновым и спросила:
– Когда они хватятся нас, Том?
«Всё! Бредит!» – обречённо решил Вадик, но вдруг вспом-нил о приверженности подружки к цитатам. Подыграл навскид-ку:
– Бекки, я свалял дурака.
Он потянулся в карман за сигаретами и обнаружил пустую пачку. Подступало новое мучение. Эдит поняла всё без слов, покопалась в рюкзаке и протянула сигарету.
Вадик встал на ноги, чтобы размять затёкшие ноги. Чирк-нул спичкой. Пламя еле заметно отклонилось от вертикали.
– Бумага! – Толкнул он в плечо сомлевшую Эдит. – У тебя есть бумага?
– Бутерброды в газету завёрнуты.
– Бегом давай.
Он скомкал газетный лист в жгут и поджёг. Повёл вдоль стены, ближе к кровле. Пламя отклонялось. Капитонов заметил трещину.
– Светите! – Ухватив сапёрную лопатку, он принялся дол-бить грунт.
Лезвие уходило в стену под потолком всё легче и глубже. Наконец на Капитонова обрушились комья земли, подземелье осветилось, и, в довершение, под ноги ослеплённым искателем приключений упал подсолнух.
– Подсадите! – бросил Вадик.
Верёвка эколога тоже пригодилась. Вогнав лопатку глубо-ко в землю, Капитонов завязал на ней узел и, бросив вниз ко-нец, помог выбраться Дубинскому. Уже вдвоём, они просто вы-дернули из норы Эдит.
– Как морковку, – отряхиваясь, сказала девушка.
Вокруг простиралось поросшее подсолнечником поле, в сотне метров, за зеленью посадки, шумела трасса. Вдали раз-личались окраины Степановска.
Город встретил их непонятной настороженностью. Скла-дывалось впечатление, что на улицах в утренний час заметно меньше, чем обычно, машин и прохожих. Не происходило ниче-го из ряда вон выходящего, но, казалось, витает в воздухе не-досказанность и угроза.
– Понедельник, – заключил Дубинский. – И мне, кстати, на работу надо.
– Ты ко мне? – спросила Эдит у Капитонова.
– Нет пока. Забегу домой, хоть переоденусь.
В свою квартиру Вадик вошёл, как бы стряхивая усталость и треволнения минувшей ночи. Включил телевизор – на экране кружилась на пуантах балерина. Равнодушный к классической музыке Капитонов передачей не заинтересовался. Прошёл на кухню, распалил газ и выбил на сковородку пару яиц.
Негромко бормотало радио.
– …принятия самых решительных мер по предотвраще-нию сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка, ввести…
Капитонов потянулся рукой к приёмнику, сделал громче.
– …образовать Государственный комитет по чрезвычай-ному положению в СССР, ГКЧП СССР, в следующем составе…

Победы Максима Поволяева

После благостного потрясения, пережитого при знакомст-ве с Санкт-Петербургом, Белград Фома Степанов воспринял сдержанно. Молодой коммивояжёр, представитель российского филиала компании «Сименс и Шуккерт» Максим Поволяев в сербской столице поселился в фешенебельном отеле «Македония» на Студенческой площади – останавливаться в гостиницах классом ниже ему настоятельно не советовал Красин.