«Девяносто первый или путь в бронзу», окончание романа

Все мы в плену стереотипов, устойчивых мифов и расхо-жих мнений. Так не убоимся же обобщений и сделаем это заяв-ление от имени всего человечества, ибо каких-либо изменений ожидать здесь не приходится.
Время от времени появлялись и продолжают появляться разрушители легенд и отрицатели устоявшихся взглядов на суть вещей и событий. Воздадим должное их смелости и всплакнём над тщетой их усилий.
Громко протрубивший «Ледокол» Виктора Суворова зате-рялся и пропал в торосах читательской косности и неприятия. Читатели, бывшие советские люди, так и не смогли поверить в то, что Сталин являлся большим агрессором, нежели Гитлер. Благодаря «перестроечной» промывке мозгов, бывшие совет-ские люди пришли к пониманию, что Сталин и Гитлер друг дружки стоят, и на том остановились. А дальше-то куда? Даль-ше некуда!
Умница Олесь Бузина потрафил нашему восприятию бли-стательным эпатажем и неожиданными точками зрения на оте-чественную историю и литературу. Но сумел ли он разрушить культ Тараса Шевченко? Не сумел. Усомнился ли кто-нибудь в существовании библиотеки Ярослава Мудрого и сокровищ гет-мана Полуботка? Никто не усомнился.
Мы не желаем расставаться с нашими мифами, сиречь – устойчивыми заблуждениями. Как куклы китайского ширпотре-ба, мы твердим, что люди произошли от обезьян, легкомыслен-но оскорбляя этим последних.
Мы подпеваем группе «Любэ», соглашаясь тем самым с нелепицей, будто бы Аляску продала Америке Екатерина II.
А одряхлевший Керенский до последнего дня просил со-ветских журналистов: «Передайте там всем, ну не убегал я, не убегал в женском платье!»
Есть мифы, в которые мы верим не умом, но сердцем. И напрасно втолковывать нам, что в оккупированном Киеве не имел места так называемый «матч смерти». Мы свято верим, что «матч смерти» состоялся и на поле вышло киевское «Дина-мо», а не какой-то там «Факел», команда оставленных в тылу энкавэдэшников. Вышло в красных футболках и порвало это хреново «Люфтваффе», заплатив за победу собственными жизнями.
А вот нечто новенькое. Человек на телевизионном экране, надышавшийся, видимо, парами мятежной весны, заявляет (цитируем по памяти): «Крым – это земля мира, добра и благоденствия. В Крыму никогда не проливалась кровь…» Ого! Вот уж сказал, так сказал! О чём же думал наш краснобай из телеящика, что вспоминал? Может статься, крик чаек над серебристой зыбью и встающий над морем солнечный диск? Или праздную толчею на ялтинской набережной и чебуреки под стакан янтарного портвейна? Парение дельтаплана над горными отрогами и золотистые женские тела на горячей гальке? Похоже.
А как же, позволим спросить, забыть невольничьи рынки Кезлёва и Перекопско-Чонгарский прорыв, все обороны Сева-стополя и евпаторийский десант, красный террор и бандитские войны девяностых? Крови в Крыму пролилось столько, что о красных кхмерах Камбоджи и армянской резне даже упоминать как-то неудобно.
Заявление «В Крыму не лилась кровь…» так же мифоло-гично, как и доносящийся с северных широт запальчивый вопль «Крым наш».
Несколько веков кряду основным занятием крымских татар являлась работорговля. В те времена вряд ли кто-либо мог упрекнуть славян в низкой репродуктивности, и крымско-татарский бизнес процветал. Чего уж проще – один удачный рейд за Перекоп, и невольничьи рынки ханства полнятся свежим товаром. Вполне, впрочем, естественно, что от набегов татарвы страдали большей частью южные земли, а далёкая Москва отделывалась уплатой поминков. Тем не менее, не прошло и трёх-четырёх веков, как терпение у христианского мира закончилось.
Поход Василия Голицына по праву принято считать не-удачным. В полной растерянности стоял Оберегатель у Перекопа, за которым простиралась не преодолимая для его армии преграда – многие вёрсты безлюдной, выжженной солнцем земли. И вот что примечательно, стоял рядом с ним, в такой же прострации, гетман Малороссии Иван Мазепа, имея за спиной тридцатитысячное войско.
Первым взял Перекоп и разгромил Бахчисарай генерал-фельдмаршал Бурхард Кристоф вон Миних, немец на русской службе. И вряд ли фельдмаршал тащил с собой за тысячу вёрст подмосковную шпану, если рядом, в Малороссии, своих сорвиголов обреталось предостаточно. Случилось это в 1737 году, в мае. Деньки стояли, похоже, жаркие, и в Крыму вспыхнула холера. Русское воинство убралось восвояси.
В 1771 году, в ходе Русско-турецкой войны, вторая армия генерал-аншефа князя Василия Долгорукова разбила девяно-стопятитысячное войско хана Селима III Гирея… Стоп, на этом и остановимся, ибо возникает пред нами великий соблазн углу-биться в перипетии той славной кампании. Скажем только, что в сорокавосьмитысячное воинство Долгорукова входили: «Казацких войск Малороссийских 6000, Запорожского войска – 6000. (Из плана Крымского похода вице-президента Военной коллегии и начальника Генерального штаба графа Захара Чернышева)».
В Великую Отечественную войну обороняли и освобожда-ли полуостров советские люди, ещё не склонные к делению на «наше» и «ваше». Вспомним, что ради защиты Севастополя пришлось сдать румынам Одессу, после более чем двухмесяч-ной успешной её обороны. Именно из-под Одессы перебросили в Крым Отдельную Приморскую армию. И вот – это просто так, к слову – именно в Приморской армии, в Чапаевской дивизии, служила двадцатилетняя девушка, одесситка Нина Онилова. Пулемётчица, Герой Советского Союза, погибла в боях за Се-вастополь. А вот «национальный» состав входящей в Примор-скую армию 345-й стрелковой дивизии: 24 % осетин, 18 % чеченцев, 7,5 % дагестанцев. И так далее…
И в заключение – наш последний довод. Как не вспомнить нам легендарного запорожского атамана, террориста времён и народов Ивана Сирко, доставившего ханству больше неприят-ностей, чем все российские полководцы вместе взятые? Задолго до их бездарных походов и аннексии Крыма императрицей Екатериной II.
И слышим мы после всего этого: Крым наш? А не поискать ли другие варианты? Крым – скажем, татарский? Или… может, как-нибудь на паях договоримся?..