«Янтарная комната», роман

Сегодня я впервые заплела ей косички – коротенькие, тонюсенькие. Бантики едва держатся в них… Долго-долго мучилась, мучила её. Ничего не поделаешь! Юлька не хочет ходить с кудряшками, хочет быть, как я. А я, между прочим, больше не подвязываю косы петельками, а вместо ленточек стягиваю их внизу резиночками.

Ночью мне снилась труба. Она была протянута низко-низко над асфальтом, почти касалась его. Я куда-то шла. И вместо того, чтобы, не глядя, переступить трубу – застряла перед ней. Попробовала перенести через неё ногу. Но почему-то не смогла. Я ужасно напрягалась – даже в груди болело. В конце концов я проснулась от этого напряжения. И так рада была, что проснулась! Что всё хорошо, что нет никакой трубы. Напротив спала Юлька. До чего она хорошенькая, когда спит! Она вообще невозможно хорошенькая! Ты люби её, пожалуйста. Отдельно от меня. Саму по себе люби.

Да, вот ещё! Я делаю для неё "янтарную комнату". Заморочила ребёнку голову сказками. А она до того простодушная! Ей нужно здесь и сейчас. Я вернула на люстру те янтарные подвесочки, которые – помнишь? – мы когда-то прицепили с мамой. А потом подумала, подумала – и прибавила к ним янтарные бусы. Те, что ты купил мне в Военторге. Стараюсь я вроде бы для неё, а на самом деле для себя. Смешно, но получилось очень красиво. Вернёшься – увидишь.

Так хорошо просыпаться утром в ясные дни! Солнце греет мой янтарь, и кажется, он вот-вот, как мёд, закапает на пол. Наконец-то я поняла, зачем выпросила у тебя четыре низки бус. Тогда я толком не знала, зачем. Но именно четыре и нужны были. Они так красиво отражают свет! Может, странный мерцающий узор на потолке – самое лучшее, самое главное. А из тех больших янтарин, которые мы собрали в Зелёной бухте, я склеила грот для рыбок. Мы купили двух рыбок. Одна – чёрная, вторая – серебристая. Обыкновенные гуппи. Они почему-то сдохли. Но Юлька об этом не узнала. Я сказала ей, что выпустила рыбок в море, что они поплывут к тебе и передадут от нас привет. А аквариум остался на окне. В нём буйно разрослась зелень.

Сейчас я ещё чего-нибудь придумаю для Юльки. Я давно обещала ей сделать маленьких чаек. Надо её развеселить. А то она всё грустит, грустит… Она у нас какая-то слишком взрослая. Тебе не кажется?

Дождь, дождь… Хватит с меня дождя! Выключаю его".

7

Дождь был реденький, действительно – нерадивый. Но платье на невесте всё же немножко намокло, отсырело, утратило свою трепетную воздушность. От плаща она отказалась, отказалась и от зонтика. Из-за серой смурной погоды не хватало, не хватало свадьбе сияния – того, которое освещает обычно всю улицу, заставляет оглядываться и улыбаться прохожих.

Вряд ли кто-то прямо так вот и думал. Но пожилые женщины – из тех, что всегда руководят свадьбами и похоронами, прирождённые режиссёры и массовики-затейники, – подспудно томясь этой неловкостью, особенно старались: надрывно шумели и активничали вопреки всему. Забегали спереди и с боков, у кого-то отнимали цветы, кому-то передавали, открывали двери, взбивали примявшуюся фату. И всё повторяли, глядя на противный неопрятный дождь: "Дождик на свадьбе! Дождик на свадьбе! Хорошая примета! Дождик к счастью! Дождик к плодородию! Чтобы в доме всё было! Чтобы детишки рождались здоровые! И побольше!"

По окраинам толпы особого энтузиазма не наблюдалось. На молодых поглядывали с некоторым сомнением. Родственники по линии жениха и, более интеллигентные, по линии невесты – осторожно переговаривались. "Господи, совсем молоденькие… Погуляли бы, поучились бы! А то и специальности ещё нет… Сразу, с молодости в тягло впрягаться! Пойдут дети – так и жизни не увидят. Леночка ведь очень способная девочка, училась на одни пятёрки. А теперь – всё. Наверное, беременная… Иначе Зина не разрешила бы ей выйти замуж. Он же совсем мальчишка…" – "Ну и что? Теперь повзрослеет… Чем он плохой? Высокий, красивый… Зубы, как у артиста. И не такой уж он мальчишка. Хорошо, между прочим, зарабатывает…" – "Вот пусть она его до своего уровня подтянет!" – "Конечно! Он может поступить в заочный институт… И она, в случае чего, переведётся на заочный." – "А зачем переводиться? Есть ясли. У него мать не старая, у неё тоже. Помогут…" – "И хорошо, что рано женятся! А то сейчас мода пошла – нагуляться до женитьбы… К водке приучаются…"

В общем, не хватало и свадебного умиления, обычного в подобных случаях. Очевидно, из-за того же дождя. А ведь и жених выглядел трогательно – счастливый, растерянный мальчишка. И невеста-снегурочка так мило, так забавно присматривала за ним, взглядом, ручкой направляла каждый его шаг, каждое слово. Видно, боялась, как бы он не допустил промаха на глазах у всех этих людей.

В её заботливом напряжении было что-то материнское и даже… педагогическое.

Кстати, жених не тушевался перед многочисленной роднёй невесты, чувствовал себя уверенно. Будто, соединившись с Леной, заполучив штамп в паспорте – он приобретал и часть Лениного благородства, её серьёзности, воспитанности. Приобретал половину её серебряной медали, половину пятёрок в зачётке. Собственные мелкие промахи не расстраивали его. Похоже, он надеялся, что Лена за несколько дней всё "подчистит" и "подштопает".

Было, было над чем работать Лене! Он, например, не додумался подать ей руку, когда они спускались с высокой бровки. Не придержал дверцу такси. Знакомясь с пожилыми Лениными тётками, первый совал им большую широкую руку, явно желая выразить свою симпатию.

Он ничуть не обижался, когда Лена делала ему замечания – шёпотом, прямо в ухо. Только кивал и улыбался, кивал и улыбался. Ехал, счастливый, по городку, уверенный, что все вокруг должны ему завидовать. К сожалению, ехать было недалеко. И ему так хотелось попросить шофёра, чтобы тот повозил немножко, покружил! Хотя бы к морю и обратно.