«Второй шанс», повесть

Тогда Алексей Васильевич оглянулся на прожектор.  Теперь ему тяжело давался уже не каждый шаг, а каждое движение. Зверски заломило шею.

Этот прожектор…  Это была гигантская настольная лампа, с подножием, на изогнутой этой штуке, с металлическим абажуром. Выше стоявших рядышком кривых деревьев, гигантская настольная лампа. И светилась в ней – сквозь резь в глазах Алексей Васильевич видел – обычная лампочка, только очень, очень большая.

Отчего-то это оказалось так ужасно, что Алексей Васильевич задрожал, вытянулся изо всех сил – и проснулся.

***

Он скорее восстановил по памяти, чем увидел трещину в потолке, похожую на удар молнии. А. В. попробовал обрадоваться тому, что явь, какая ни есть, все равно лучше этого уродского сна. Обрадовался, но очень ненадолго.

Он лежал один посреди большой кровати, на которой вполне уместились бы три средних спокойных человека. Три А. В. А одному А. В. оставалось здесь метаться, осваивая окраины и углы. Вот и метало его.

Почему-то А. В. видел сейчас себя со стороны, точнее, сверху. Не в том тревожном отношении, когда душа смотрит на оставленное тело, нет. Он просто очень хорошо представлял себе, как выглядит сверху. Плоское испуганное тело человека, драпированное складками одеяла. Круглое лицо в районе двух одинаковых подушек.

Он сходил на кухню и попил воды. Это простое действие одновременно укрепило и огорчило его.

Укрепило, потому что многие несущие конструкции жизни действовали, то есть несли. Ноги исправно ходили, руки держали чайник и чашку, глаза отмеряли угол налива. Рот пил, пищевод не отторгал. Кухня нашлась на месте кухни. В кране таилась вода.

Огорчило, потому что так это по̀шло, банально, как это? – попсово встать посреди ночи, потащиться на кухню и попить воды. Что это добавляет к мировой истории?

И третья мысль, как третья ось, перпендикулярная к предыдущим: что же будет потом с А.В., если элементарное питье воды вызывает в нем такой мозговой взрыв?! Вдруг А. В. сообразил – старость несет не угасание мозговой деятельности, а наоборот, эскалацию ее по ничтожным поводам. Нет газеты в почтовом ящике – гипотезы! выводы! перспективы! действия!  А как заставить себя не думать, если уже думаешь?..

А. В. объял виски ладонями, тщась унять это насекомое тиканье ума. Как ни странно, мозг постепенно улегся в черепе. Тогда А. В. бережно завернулся в одеяло и приготовился спать.

***

Но перед тем, как уснуть, он подумал о Любочке.

Наверное, он уже частично спал, потому что Любочка явилась перед ним не в виде омерзительной разлучницы, а в виде череды фотографий или вроде того. Вот она кротко спит. Вот сидит на лекции, чуть приоткрыв рот, внимая А. В.  Вот маленькая с бантом (в жизни А. В. не видел ни маленькой Любочки, ни ее фотографий, но сейчас, через этот Интернет полусна, весь мировой фотоальбом был к его услугам). А вот – постаревшая, в очках и с седой прядью. А вот – уже совсем иссохшая.

И сам А. В. увиделся себе в виде той же череды лиц, костюмов и возрастов от начала до конца. И как-то неопровержимо понял, что эти две череды лишь по недоразумению сцепились вот именно этими фотографиями, как шестеренки именно этими зубцами. А по-настоящему он и Любочка – просто две череды.

Он проснулся и повторил вслух, как бы объясняя это самому себе, дураку:

—  И я был молодым. И она состарится.

И хотя ему, в общем-то, не было дела до Любочки, сейчас эта нехитрая мантра освободила его от миллиона терзаний. Он повторил еще раз с удовольствием:

—  И я был молодым. И она состарится.

И спокойно уснул.

***

Назавтра А. В. проснулся очень поздно, но бодрым. Зачем-то ощупал бицепс. Бицепс был. Потом ощупал пачку денег. Пачка похудела, но еще сохраняла остатки упругости.