«Повесть о людях и о себе», (часть 1)

И не надо. Каждому свое. В конце концов, на что переводчики?

Это был девяносто третий год. Звучит, как у Гюго…

Потом, позже, меня обругают на остановке за то, что ответила по-русски. Но это будет потом, а сейчас, в этой комнате, я еще многого не понимала в «языковом» вопросе…

Мы стали поспешно и неловко прощаться.

– Вы хотели что-то оставить, чтобы я прочел? – холодно спросил Владимир Федорович.

– Да надо оно вам! – махнула я рукой отчужденно.

Он на секунду задумался, готовый поддаться искушению.

– Я переломлюсь, что ли? Оставляйте.

Я положила на край стола распечатанные листки.

– Не забудьте прийти к памятнику Шевченко на митинг, – напомнил он. – Стихи почитаете.

Мы вышли и холодно простились. Я дала себе слово зайти через неделю и забрать свои повести. Все равно их никто не будет читать.

Поглядев на часы, вспомнила, что звали на заседание литстудии. С испорченным вконец настроением я пошла туда.

И зря. Собрались только маститые писатели, и я  оказалась лишней. Решали производственные вопросы –  сколько бумаги выделено, кого печатать, у кого что опубликовано в газетах… Передавали через мою голову газеты, обменивались мнениями о публикациях. Кто-то пожаловался, что утомляют начинающие поэты, и что приходится редактировать всякую ерунду… Его поддержали, что, мол, да, это морока и пустая трата времени…

А я, ощущая себя чужой на этом «празднике жизни», сидела и еще больше мрачнела.

– Ничего, если я уйду? – спросила нахально, чтобы скрыть свое состояние.

Напротив меня сидел Виктор Погрибной. Кажется, он меня пожалел:

– Да мы сейчас стихи читать будем, – успокоил он меня.

Минут через пятнадцять все начали расходиться. Я тихо побрела домой.

Впереди шел Саша Косенко со своей юной женой.

– Ольга Полевина едет с нами на хутор «Надия», – констатировал он, едва я поравнялась с ними.

– Ольга Полевина никуда не едет, – сказала я.

– Поехали, – позвал он меня. – Там хорошо!

Я покачала головой. Это был последний из трех дней семинара – праздник заканчивался поездкой.

В подъезде я открыла почтовый ящик. Там лежала свежая «Кіровоградська правда». Я развернула ее – целая страница была посвящена нашему семинару. Каждая молодая поэтесса была представлена одним стихотворением. Но я была на нем прозаиком! Мне – не положено. Меня не напечатали.

Дома никого не было. Я легла ничком на кровать и заплакала. И поклялась никогда больше не заниматься литературой.

Через неделю, как и собиралась,  я зашла в «Спілку» – забрать свои рукописи. Сначала хотела не заходить, бросить и забыть. Но потом подумала, что они, несчастные, будут там валяться, уж лучше я их вызволю и выброшу своими руками…

– Я пришла за своими бумажками, – сказала я, войдя.

Владимир Федорович поднял на меня веселые глаза.

– А их у меня нет.

– ???

– «Транспортные миниатюры» я перевел на украинский язык и отдал в  «Вечернюю газету», а «Балладу в желтой тональности» – в «Порог». Вы очень хорошо пишите. Я там предисловие такое написал, что она – музыкант, чувствует каждую фальшивую ноту!.. – подмигнул он мне весело.