субота
«Повесть о людях и о себе», (часть 1)
Прошел месяц. Я спросила:
– Вы прочли?
– Ще ні.
Прошел второй месяц.
– Как там моя повесть?
– Читаю.
Прошел третий месяц.
Тогда я еще не понимала, что он очень занят работой в редакции, заповедником Карпенко-Карого, экологией, литобъединением, собственным творчеством… Мне было обидно, что он не замечает меня и не читает мои творения, хотелось немедленного результата. Ведь его мнение было для меня очень важно.
– Я хочу забрать свою повесть, – сказала я.
– Заберете, коли я її прочитаю, – отрезал он.
Через три дня мне позвонила Антонина Коринь.
– Тебя зовет Виктор Алексеевич.
Ага, значит, прочел.
Я метнулась в редакцию. Его на месте не было. Я долго ждала в коридоре под кабинетом. Наконец появился он и мальчишка-студент, тоже наш поэтик. Шли с прямого эфира, как потом догадалась я.
Когда мальчик ушел, я присела у стола и стала ждать, что скажет мне Виктор Алексеевич.
Он долго перекладывал бумажки на столе.
– Прочитав… – наконец сказал он.
Я затаила дыхание. Я так долго ждала этой минуты!
Он снова молчит. И я молчу. Жду… хоть слова…
– Я беру її в журнал «Степ», – наконец сказал он.
И это все?! А мне хотелось!..
– Перекладіть українською і приносьте, – протянул он мне мои листки.
Я позвонила Антонине Михайловне.
– Ничего не сказал, – пожаловалась я ей. – Только сказал, что берет в журнал…
– Так это же самое главное! – рассмеялась она.
В общем, да. Но мне хотелось другого!.. Мне хотелось знать, что же я написала!..
Переводчика мне нашла Антонина Михайловна. Она познакомила меня с Оксаной Богдановой, с которой мы сразу сошлись. Она была моложе меня, блондинка, нисколько на меня не похожа внешне, но Антонина Михайловна называла нас: мои близнецы. Виктор Погрибной по сей день называет ее Ольгой Богдановой, на что она тотчас же реагирует: «а еще я Оксана Полевина».
Видимо, мы действительно похожи…
Оксанка перевела быстро. Гораздо дольше я перепечатывала.
Выпуск журнала «Степ» сначала отложили. Потом вообще перестали финансировать... Так и пролежала моя переведенная повесть… Три месяца. Потом – три года…
– Хоть в «Стежине» дайте! – взмолилась я.
– Навіщо давати в газеті те, що можна випустити в журналі? Журнал – це майже книжка, – терпеливо объяснял мне Виктор Алексеевич.
Книг у меня еще не было, и потому было заманчиво…
Журнал так больше никогда и не вышел… На литературу в стране не хватало денег… Мне везло, как всегда…
– А знаешь, тебя Виктор Алексеевич похвалил! – передали мне однажды, – сказал, что ты способный писатель.
Надо же!.. А мне – ни слова. Совсем как моя мама: если не ругает и молчит – значит, хорошо.