«Девяносто первый или путь в бронзу», роман

Изотычу планы Фомы с Катькой неожиданно пришлись по нраву.
– Эт вы путём придумали, ребятишки. Ежели чего умеешь делать хорошо, так и делай на радость людям. Мне б годков пару десятков скинуть, так и я б с вами…
– Шпрехшталмейстером тебя взять, что ли? – ухмыльнул-ся Фома.
– Ага, шапито только растянуть осталось, – кивнула Кать-ка.
– Зачем шталмейстером? – невозмутимо ответил Изотыч. – Я б и на арене смог. Чего гляделки вылупили? Во, глядите…
Он поднял ногу, ухватился обеими руками за каблук и, выпрямившись, коснулся мыском сапога собственного носа, продемонстрировав тем самым не столько ловкость, сколько огромную дыру на подошве.
– …То-то! А в молодости я полсела колом разгонял по праздникам.
Зато на следующий день Изотыч порадовал артистов по-настоящему: принёс кусок почти нового, три на четыре сажени, брезента. В углу значилось: «Ейская ж. д. Ст. Сосыка».
Прочитав надпись, Фома не омрачился, но спросил:
– А если городовой увидит? Масляной краской писано – не сотрёшь. Ты где взял?
– Добрая парусина, – ушёл от ответа Изотыч, но добавил: – Вниз буковками расстелите.
Порепетировали на безлюдном берегу Кобыльей и вышли вечером в парк Айнаровского, по предварительному сговору с Гиршманом, к павильону «Фруктовые воды».
В бродячем цирке издавна практиковалось совмещение амплуа – каждый актер выходил на манеж в двух-трёх номерах. Гимнасту на трапеции Степанову не раз приходилось выступать с плечевыми акробатами, нередко случалось подменять ковёрного.
Теперь, в успенском парке, он работал нижнего, и успех выступления, его ожидаемый эффект полностью зависел от Катьки. Начав с проходок и арабских прыжков, она легко, каза-лось, вспорхнула на плечи Фомы, раскинула руки. Грациозная фигурка в красном леотарде хорошо просматривалась издали сквозь молодую листву акаций и клёнов. К импровизированной арене потянулись зрители.
Алле! – сальто вперёд с возвращением на плечи партнё-ра. Алле! – заднее сальто…
Неподалёку, у эстрады-ракушки, грянул духовой оркестр. Катька перестроилась, подчинив движения льющейся музыке. Её увлечённость номером, непринуждённость исполнения пе-редались зрителям, их становилось всё больше, заворожено следящих за головокружительными взлётами улыбающейся синеглазой гимнастки.
Изотыч старательно играл роль циркового «деда», ходил у брезента, собирая в картуз монеты и выкрикивая:
– Только один вечер в Успенске! Проездом в Карловы Ва-ры и Европу! Знаменитые ханд-акробаты цирка всех импера-торских величеств! Обворожительная Катрин Сазье и король вольтижёров Тома Этьен! Спешите видеть! Освобождайте ко-шельки!
Фома поднялся на ноги из положения лёжа, удерживая стоящую на его плечах Катьку. Алле! – девушка выполнила двойное сальто и застыла в комплименте.
Публика оживилась. «Браво!» – кричали успенцы. Их вос-торга не разделил городовой, стоял, угрюмо разглядывая не-весть откуда взявшихся на вверенном ему участке артистов, оглаживал усы. 
– Пойди дай ему гривенник, – толкнул Изотыча Фома.
Сбор у павильона Гиршмана, четыре рубля сорок восемь копеек, превзошёл самые дерзкие ожидания.

Аглая Михайловна смотреть представление не ходила. Восторженный рассказ Фомы выслушала со странной улыбкой. Приоткрытые губы, ямочки на щеках… и холодные, с застывшей грустью глаза.

На следующий день брезент разослали утром на Базарной площади, у фонтана. Горожане и крестьяне из близлежащих сёл, забыв про покупки, увлечённо следили за трюками молодых акробатов. Наспех закрывая лавки, торговцы спешили поглазеть на диковинное для их городка зрелище. Изотыч не успевал ловить картузом летящие копейки, пятаки, гривенники и, обуянный куражом, выкрикивал нечто совсем несуразное: «Помидоры, огурцы! Вольтижёры – молодцы! Черносливы, кабачки! Раскрывайте кошельки!»
Работающий по часам фонтан выпустил длинную струю.
Случившийся в толпе хозяин ресторана «Прочь скука» Арон Воробьёв дождался конца номера и пробрался к раскрас-невшейся, сделавшейся ещё привлекательнее Катьке.
– Восхищён вашим талантом, мадемуазель Катрин! При-мите мои самые искренние!.. И скажите, нравится вам развле-кать высоким искусством этот нищий сброд? Не согласитесь ли выступить в солидном заведении? Несколько вечеров по выгодному для вас контракту. А я… у меня, чтоб вы знали, есть связи, устрою вам ангажемент в Екатеринославе.
Фома подоспел вовремя.
– Сортир копать зовёте, господин хороший? Дело нужное. Может, ты нам выкопаешь? Здесь, с фонтаном рядом. А то в дыре вашей и нужду негде справить по-человечески. Ну-ка, проваливай отсюда, дядя!
Поджав губы, ресторатор отступил в толпу.