«Девяносто первый или путь в бронзу», роман

Уже в сборе, компания рассаживалась за столом. Добыт-чики спиртного продолжали, видимо, начатый по пути разговор.
– Ты говорил, на закусь у тебя бычки есть. Давай неси!
– А ты не знаешь, где холодильник? Пойди и возьми, – ух-мыльнулся Скороходов.
Чертыхнувшись, Гренкин встал из-за стола. Звук, издан-ный им на кухне, походил на что угодно, кроме возгласа пред-вкушения гастрономических изысков. Впрочем, следом донес-лась вполне разборчивая витиеватая брань.
Теперь накрытый стол (водка, батон) покинули все – на кухне, явно, происходило нечто, заслуживающее внимания.
С отвисшей челюстью Гренкин застыл у распахнутого хо-лодильника. В целомудренно пустой камере, на решётчатой полке, устроилась консервная банка с мятыми разномастными окурками. На бумажной ленте, опоясывающей жестянку, вполне определённо читалось – «Бычки». 
– Мы ж сюда шли, – запричитал Генка, – я у него, сволочуги, спрашиваю: жрать хочется, есть у тебя что в холодильнике? Бычки, говорит. Я ж забежал в магазин, батон купил на радостях, а тут… Жаба задавила?
– Так бычки и есть, – невозмутимо дёрнул плечом Скоро-ходов. – Как я и сказал.
– А здесь ты их зачем держишь? – Гренкин всё не мог справиться с разочарованием.
– Это – энзэ. А где хранят запасы? В холодильнике.
– Правильно, Толян, – вступился за приятеля Капитонов. – Пригодятся.
Забрав с полки скороходовскую заначку, он первым вышел из кухни.
По телевизору шёл «Клуб путешественников», в бразиль-ском Сан-Паулу танцевали самбу. Четверо мужчин в Степанов-ске пили водку.
– Скорей бы уже цены поднимали, что ли! – продолжал кипятиться Гренкин. – Кой-какие деньжата у людей скопились, а в магазинах – пустыня пустынная. Одна «Кукумария» в банках. Они там уже крепостные башни из этого говна выкладывают. Кто-нибудь может мне сказать, что такое «Кукумария»?
– Морская капуста, – подсказал Горевой.
– Сам ты морская капуста! Это моллюск такой. Его ж только китаёзы жрут! Мы что, китаёзы? А если где что и выбросят, люди метут любую херь. 
– Во-во, – невесело кивнул Вадик Капитонов. – Я вчера часы так купил. Зашёл в «Ромашку» – часы дают. Тридцать два рубля. Ну, отстоял, взял двое. Кварцевые, штамповка тайваньская.
– Покажи.
– Дома лежат. Да там смотреть не на что. Пластик какой-то цветной. Детские, что ли? А у меня и свои ещё нормальные.
Он оттянул рукав, обнажив запястье с позолоченным «По-лётом».
– Так а зачем тогда брал?
– Не знаю. Психоз, наверное, массовый сказался. Такая очередь стояла…
– Да подумаешь, часы! – фыркнул Горевой. – Моя жена позавчера водные лыжи притаранила.
Компания перестала щипать батон.
– Это как? Это что? Это зачем?
– Купила. Она с работы идёт, у неё «Спорттовары» по пу-ти. Выбросили там. Ну, и взяла.
– И что делать с ними? Лучше б бейсбольную биту купила. Нужнее.
– Бит и на показ нету. Спрос опережает предложение. А с лыжами… Кататься, наверное, пойдёт.
– По Кобыльей?
– Да хрен её знает! А может, на стиральный порошок сме-няет. Зато деньги вложила удачно. И вообще – красивые.
Россказни Горевого вызывали, в общем-то, доверие, хотя и не всегда. А тут ещё, похоже, сказалась обида за «сам капус-та». Промолчали. 
Между тем, катастрофически быстро заканчивалось куре-во. Капитонов нашёл газету «Труд» и оторвал от листа ровную полоску.
– Вот и начка Толянова пригодилась, а то напали на чело-века…
Он выбрал в консервной банке несколько окурков и, вы-трусив на бумажку табак, свернул и склеил с помощью языка самокрутку.
– Во! – обрадовался Гренкин. – Скрути и мне.
– Щаз-з! Всё брошу… Меня этому дед один учил, так у то-го после войны на двух руках три пальца осталось. А у тебя их где-то двенадцать-тринадцать. Вот и крути. Учись, ещё понадо-бится.

Газетный лист уменьшался в размерах, всё меньше невы-потрошенных окурков оставалось в консервной банке.
– …И снова – шахтёры! – ударил кулаком по столу Горе-вой. – Всё из-за них. Начиная с восемьдесят четвёртого года. 
– С какого?! – удивился Капитонов. – Восемьдесят четвёртый – сплошная андроповщина. Какие забастовки?
– В Англии! Я про английских шахтёров говорю, с них на-чалось.
– Да при чём здесь?..
– При том! С нас бабки дербанили, дневной заработок, им в помощь. Детей ихних в «Артек» звали, хоть один киндер прие-хал? Они там давно перебесились и забыли. А мой дневной за-работок, он где?
– Тебе в рифму ответить?
– Отож! Потом – Кузбасс, потом – наши. И заметьте, все требования только их и касаются. А мы что?
– Так, может, это мы такие хорошие? – вставил Скорохо-дов. – Может, поддержали б шахтарюг, так по-другому б всё и вышло?
– Кого поддерживать?! Они нас звали? Мы им нужны? Вон, рассказывали, в Нечипоровке, приходят на ОРС женские сапоги, импортные. Тут же стачком лапу накладывает – только жёнам шахтёров. А наши жены что?
– Пушки заряжёны…
– Во-во. Он в забое, ему кушать надо, согласен. А мне не надо? Хоть иногда. Я сметаны хочу!
– Пей водку.
– Тоже кончается.
– Я больше не пойду, – отмахнулся Скороходов. – Вооб-ще, вам не кажется странным, что хозяин бегает за водкой? Нонсенс какой-то! 
– А кто возьмёт, кроме тебя?
Ещё утром, когда приятели только определились в наме-рениях, как провести выходной, Толик вздохнул и открыл рабо-чий блокнот. В потрёпанной книжице значились номера теле-фонов всех тридцати семи продовольственных магазинов горо-да. А уж имена и отчества завмагов и авторитетных продавщиц прочно держались в памяти электрика горторга Скороходова.